Мне кажется, слова В.Белинского, сказанные в свое время об Алексее Кольцове, звучат сейчас еще более современно, чем даже в те далекие годы: «...он является среди дикого и нескладного рева, которым терзают уши публики гг. непризванные поэты... является в то время, когда хриплое карканье ворона и грязные картины будто бы народной жизни с торжеством выдаются за поэзию... Грустная мысль!.. Неужели и в самом деле стихотворное паясничество и кривлянье должны заслонить собою истинную поэзию?..»

В противовес «историческим» поэмам А.Щуплова, отмеченным критикой и принесшим, как нас хотят уверить, автору «популярность», я хочу привести небольшое стихотворение, тоже касающееся истории нашей Родины, критикой не замеченное, хотя и опубликованное дважды: в «Дне поэзии» и во второй книге стихов молодого автора: 

Забудь про земные свободы,

Но ухо к земле приклони —

Услышишь подземные воды,

Шумящие здесь искони.

Услышишь — восходят из гари

Потомки родов и племен

От плотника до государя,

Издревле — до наших времен.

Восходит под вечные своды

Все то, что горело дотла, —

И нового века заводы,

И древних веков купола.

И в шуме грядущего гула,

Не слышанного отродясь,

С тобою и пахарь Микула,

И Красное Солнышко князь.

И в будущей памяти, с ними,

Душа обретает и зрит

Отечество, отчество, имя

И свет, что над нами горит.

В этом стихотворении сказано о вещах более понятных, точных и дорогих каждому русскому сердцу, способному слышать подземные токи родной земли, «шумящие здесь искони». «Потомки родов и племен», восходящие «из гари», — «Все то, что горело дотла», «Отечество, отчество, имя» — это не щупловская «русская ахинея», из которой якобы «проглядывала... судьба народа, свет и суть». Свет здесь не проглядывает, а, обретенный и зримый душою, «над нами горит». Это стихотворение принадлежит Владимиру Карпецу.

Его стихи уже сейчас удивляют глубиной мироощущения, в них отражается чуткая восприимчивость автора к жизни народа и пережитое слияние явлений действительности с образами его фантазии, с порывами сердца. Они проникнуты трепетной любовью к российской природе, полны напряженной думы о нашем историческом прошлом. Чувство возвышенного патриотизма и сознание сыновнего долга перед Отчизной ярко окрашивают все страницы его второй книги стихов «Свет над нами», изданной в «Современнике» в 1985 году.

Я возвращаюсь в даль веков,

Меня зовет сгоревший кров

И над юдолию земною

Зовут глаза нетленных тел:

Оставь себя и свой надел,

Пиши, что было со страною.

 

Не так ли в Туле и Твери

Стоять за други до зари

Звала земля?.. Смотри, смотри —

То предок слышит зов набата:

Оставь свой плуг и меч бери —

«Враги сожгли родную хату».

Это стихотворение-призыв, обращенное взглядом в глубь российской истории, не может не найти отклика в душах наших современников, всех тех, кто не равнодушен к судьбе родной земли. Как тут не вспомнить, не сравнить слова Ю.Полякова, цитированные мною выше, «На фронте не убили никого» со словами поэта того же поколения — Владимира Карпеца! Стихи разных авторов бывает достаточно поставить рядом, чтобы оценить по достоинству присутствие подлинной поэзии.

Склонность В.Карпеца к философскому осмыслению жизни, выразившаяся поначалу в двух его прозаических книгах «Федор Глинка» и «Муж отечестволюбивый», заметно сказалась и на его лирических размышлениях с их глубиной и выразительностью:

Всё мы едем и едем — поля, переезды, грачи...

Так светла и тревожна твоя бесконечная дума...

Эта жизнь прошумит — говори же о ней... Но молчи

О святой тишине, колыбели вселенского шума.

Этой глубины и выразительности В.Карпец достигает с помощью осязательных, зримых образов, путем художественно впечатляющих обобщений 

За окошком медленное тленье.

Ждет зимы синичник на стволе;

Брось-ка в печь веселые поленья,

Чтобы жарко стало на земле!

 

И тогда из-под любого крова

Души дров, сияя, воспарят,

Словно знаки круга мирового

Золотою буквицей горят.

 

Словно все ворота открывает

Дивный град на солнечной горе...

Вот какие думы навевает

Печки жар в холодном ноябре. 

Тяга к художественным обобщениям выводит поэзию В.Карпеца на дорогу нравственных исканий, венчающихся благородной, жизнеутверждающей авторской позицией.

Примечательно в этом смысле стихотворение «Космоплаватель», где поэт пытается посмотреть на отношения человека и Вселенной несколько непривычным взглядом, иронизируя по поводу его усильных потуг познать тайну космоса, тайну, которую, по мысли автора, разгадать невозможно. Став «насельником пустоты», устремясь на пустые «колоземные круги» и тем самым удовлетворяя жажду познания, претензии «гордого ума», человек отрывается от той красоты (невольно разрушая ее), что дарована ему самим космосом, красоты, где стучит по лугу дождь, ворожат пчелы, «смежает веки океанская вода»... Человек же беспредельно стремится во тьму, «вперед», исчисляя «пути светил» и не ведая, «что там, выше...» 

...Будет дождь стучать по лугу,

Будут пчелы ворожить...

Кто пустил его по кругу

В беспредельности кружить?

 

Светят звезды ледяные...

Нету радуги-дуги.

Пусты околоземные,

Колоземные круги.

 

...Но летит, летит землянин,

Воплощая зов мечты;

Был оратай-поселянин,

Стал насельник пустоты.

 

Выше неба, выше крыши —

Радость гордому уму,

Все вперед, а чтЧ там, выше, —

То неведомо ему. 

Чувство сострадания к живой природе, потребность единения с нею легко разглядеть в пейзажной лирике В.Карпеца. Неторопливые, вдумчивые слова заставляют прислушаться и поверить в искренность, подлинность душевной работы поэта, когда, к примеру, он говорит, прощаясь с золотом сентября: «Если осыпется этот лес, Что останется мне? — Холод осенних пустых небес, Рябь на речной волне», когда с приходом унылой предзимней поры признается: «У людей и природы одна Путь-дорога в кольце мирозданья». Даже и в стихах о любви поэт верен своей немногословной и точной манере в выражении глубокого, сильного, порой горького чувства:

Нет, не выйдет у нас ничего

И — чтоб вышло, не нужно, поверьте.

Одиночество выше. Его

Не похитишь у жизни и смерти.

 

...Так зачем эта тьма так поет?

Так зачем сгоряча и тревожно,

Проблистав от низин до высот,

Между нами, как молния, бьет

Этот отблеск любви невозможной? 

Будем надеяться, что Владимир Карпец, достигший поэтической зрелости, еще более разовьет и возвысит свой самобытный, крепкий талант.