Есть в нашей стране народные поэты, а есть поэты из народа, никем не признанные, не удостоенные никаких званий, наград, членств и публикаций в серьезных изданиях. И Россия ими богата. При жизни их чаще всего не воспринимают как настоящих поэтов, относятся к ним как к чудикам, попусту марающим бумагу и занимающимся не своим делом. Но они-то к своему пусть и не главному в жизни делу относятся серьезно, считают его подлинным творчеством, которое, по их убеждению, наделённые литературной властью «начальники» просто-напросто не понимают, и они продолжают писать свои незамысловатые стихи, исполненные реальной, подлинной жизни, пусть и нередко грубой и нелицеприятной. Однако и сквозь эти самодеятельные стихи пробивается огонёк настоящей поэзии, из-под пера и этих поэтов выходят порой маленькие произведения истинного искусства.

Таковым был Иван Фёдорович Андреев — деревенский поэт, живший в Белгородской области. Он не дождался публикации своих стихов в литературных журналах и тем более издания своей поэтической книги. Но и после его ухода в иной мир стихи продолжали жить и волновать души его земляков, и в конце концов с помощью односельчан они пробили себе дорогу во всероссийский журнал "Молодая гвардия".

Вот что он написал в короткой автобиографии — всего-то несколько строк:

«Родился 26 мая 1957 года в селе Псковское Белгородской области. Здесь же закончил восьмилетнюю школу, а в 9-м и 10-м классах учился в Ракитянской средней школе. В семидесятые годы служил на Северном флоте. После службы работал в г. Белгороде, затем вернулся в родное село». И там, в родном селе, добавлю я уже от себя, он сочинил все свои стихи. Умер Иван Фёдорович в 2017 году.

Благодарю земляков Ивана Андреева за то, что они сберегли творчество своего односельчанина, которое теперь, после публикации в нашем журнале, обретёт новую долгую жизнь. 

Валерий ХАТЮШИН

 

Иван АНДРЕЕВ

 

ЗЕМНОЙ ПОКЛОН

 

* * *

Я солдатам живущим и павшим,

Защищавшим мать-Родину Русь,

Пусть хоть до смерти буду уставшим,

До земли, не стыдясь, поклонюсь.

 

Я не буду скрывать свои слёзы,

На могилках бурьян порублю

И под веткою белой берёзы

Из бутылки за них пригублю.

 

Подвиг их забывать мне не гоже,

Потому плачу я — не пою.

Ведь они были вдвое моложе,

Когда пали в последнем бою.

 

И подхватят берёзки и клёны

Крик моей очерствелой души:

«Как вас ждали невесты и жёны,

Проглядели глаза малыши!»

 

Вы погибли, но вас не забыли,

Встали дети на ваши места.

И допили за вас, долюбили

И отстроили храмы Христа.

 

* * *

Неся животный страх в подоле,

Смерть изгалялась над бойцом.

И корчилась земля от боли,

И небо плакало свинцом.

 

Она друзей его косила:

Вот он, конец, надеждам крах.

Его беспомощность бесила,

Вжимал в окоп животный страх.

 

Он в Бога не ругался матом,

Но верил тоже так себе,

И из окопа с автоматом

Рванул, доверившись судьбе.

 

И он, собою удивлённый,

Бежал, из автомата бил,

Как будто был заговорённый,

Как будто ангелом он был.

 

Просил прощенья он у Бога

За душу грешную свою.

И восторгалась смерть убого

Солдатской храбростью в бою.

  

* * *

Я весну себе в жёны сосватаю,

Загляну ей в озёра-глаза.

Пусть фатою вдоль стен по над хатою

Виноградная вьётся лоза.

 

Улыбнусь и пойду с нею рядом.

Несказанно всем тем буду рад.

Отыщу своим любящим взглядом

Ее милый берёзовый взгляд.

 

Поклонюсь я вишнёвому цвету,

Забреду на крестьянский покос.

Заблестит, засверкает к рассвету

Луг зелёный слезинками рос.

 

И звенит ручеёк из криницы,

Распускаются в роще цветы,

Заливаются трелями птицы,

Где прошла лёгкой поступью ты.

  

* * *

Я по жизни полный лох,

А не глупый вроде.

Говорят: «Да чтоб ты сдох!»

Про таких в народе.

 

Я не против, я не жлоб,

За народ я лично.

Но живым ложиться в гроб

Как-то неприлично.

 

Может, так я одинок,

Что родился в мае.

Или, как тамбовский волк,

Отлучён от стаи.

 

Осенью и по весне

На душе ненастье.

Господи, пошли ты мне

Хоть немного счастья.

 

* * *

За вытканный зарёю

На речке алый след

Я полюбил, не скрою,

Деревню с малых лет.

 

Я полюбил до боли

И буду ей служить.

Всему учили в школе —

Не научили жить…

 

Не глупым, не увечным

Явился я на свет,

Но иссечён был встречным

Дождём из глупых бед.

 

Не с теми, кто был нужен,

Свои хлеб-соль водил,

Пёр прямиком по лужам,

Соломку обходил.

 

Изгоем стал. Отныне

Со мною — только Бог.

Оазис свой в пустыне

Я отыскать не смог.

  

* * *

Вот и осень. Птичьи стаи

Унеслись, как сон, на юг,

Холоднее ночи стали,

Пала изморозь на луг.

 

Опадают листья в роще,

Не видать цветов нигде.

Над рекой камышик тощий

Отражается в воде.

 

В голом поле ветер злится.

Здесь была когда-то рожь.

Отчего так плохо спится —

Сразу и не разберёшь.

 

Скоро, словно в дымке тая,

Куст рябины догорит,

И со мною золотая

Роща не поговорит.

  

* * *

Мой друг Кузьма, мой верный пёс,

С тобою мне намного проще

Поговорить, не пряча слёз,

О всём, о всём в осенней роще.

 

Пускай ты слов не говоришь,

Но, как никто, умеешь слушать.

И злобу ты не затаишь,

Не плюнешь в раненую душу.

 

Ты искренне всегда мне рад,

В твоих глазах я это вижу.

Поверь, Кузьма, мой младший брат,

Тебя ничем я е обижу.

 

Лишён ты зависти людской,

Ни в чём не ищешь ты корысти.

С тобою на душе покой

Я обрету под шелест листьев.

 

А дождь осенний припустил,

И ветерок навеял скуку.

Чтоб я совсем не загрустил,

Ты тявкнул и лизнул мне руку.

  

* * *

Мне не забыть до гробовой доски,

Хоть не подвержен я душевным мукам,

Как мать подкладывала лучшие куски

Сначала детям, а потом и внукам.

 

Сама, устав от дел и суеты,

В сторонке, улыбаясь нам, сидела

И на вопрос наивный наш «А ты?»

Нам отвечала: «Я уже поела».

 

Не пела жизнь мне звонким соловьём —

Жил бесшабашно и грустил от скуки.

И только мамины натруженные руки —

Как дар Господень, на плече моем.

 

* * *

Не зальёшь это горе слезами,

Эту боль не утопишь в вине.

Помолюсь, стоя под образами,

Я за тех, кто погиб на войне.

 

День Победы, путь скорби и боли,

Не дай бог повторить его вновь.

Помолюсь на пшеничное поле,

Где они пролили свою кровь.

 

Я увижу, как гибнут на море

И как заживо в танках горят,

Я увижу безмерное горе

И слезу уцелевших солдат.

 

Как легли рядом скромный и бравый…

Я не буду лукавить и врать:

На войне этой, пусть самой правой,

Не хотели они умирать.

 

Слёз своих от прохожих не скрою.

В эти светлые майские дни

Вспоминаю, какою ценою

Счастье мне добывали они.

  

* * *

Таков закон природы,

Его не обмануть:

Потерянные годы

Нельзя назад вернуть.

Лишь журавли — отрада,

О прошлом голосят.

Как гроздья винограда,

Грехи на мне висят.

А в прошлом было лето,

И был туман в логу.

Впервые сделал «это»

В заброшенном стогу.

С вдовой тридцатилетней,

Бесстыжей, пьяной в дым,

Любился ночкой летней

Под месяцем седым.

И было много зелья

В авоське и в крови.

А утром суш с похмелья

И горечь от «любви»…

…Мне в спину тычет старость

Берёзовой клюкой:

«Ну, порезвился малость?

Пора и на покой».

  

* * *

Помашет мне берёзка веткой,

Костром рябина отгорит.

И глухо, будто бы в жилетку,

Заплачут в роще глухари.

 

Густой туман накроет речку,

Берёзки, вербы, камыши.

И может быть, поставят свечку

За упокой моей души.

 

Всё это будет мне наградой.

Я не жалею ни о чём.

А за кладбищенской оградой

Жизнь так же будет бить ключом.