Как в искусстве самый низкий жанр – эстрада, так и в литературе самый низкий жанр – критика. И пусть В.Бондаренко не обольщается тем сознанием, что «критика – это литература!» («Завтра», №33, 2005), так как она (критика) призвана не создавать, не творить подлинную литературу, а обслуживать ее.
Лишь малоодаренные литераторы, вступившие на критическую стезю, то есть не художники по своей природе, задерживаются на этой стезе надолго. Талантливый человек не может не развиваться, не расти творчески и духовно. И потому многие из тех, кто занимался когда-то критикой и литературоведением, пошли дальше, вырвались из узких литературно-критических оков. Одни посвятили себя историческим исследованиям (Кожинов), другие ушли в историко-философскую публицистику (Глушкова, Казинцев). Они научились видеть шире и глубже, их стали волновать более серьезные, более глобальные проблемы, вставшие перед страной. А критика была для них всего лишь стартовой площадкой в мыслительной работе. Бондаренко же не захотел или не сумел свернуть с наезженной колеи. Да и, видимо, незачем ему было: набил руку на легковесной писанине, да и газету получил для себя – зачем что-то менять?
Вот и клепает он статью за статьей про всех подряд – от И.Тюленева до Е.Рейна. Уже до пенсионного возраста дожил, а все нахваливает еврейских бездарей и русских графоманов. Не надоело, Владимир Григорьевич? Или ничего другого делать не умеешь? Что, очень хочется хоть каким-то боком зацепиться в литературе? Не отсюда ли это твое самовнушение: мол, без критики не было бы литературы. Надо же додуматься до такого!
Да, я и сам писал критические статьи, вызывавшие, кстати сказать, острую полемику и скрежет зубовный у наших идеологических противников. Хотя критиком никогда себя не считал. Сказал всё, что хотел сказать в этом жанре, и ушел в публицистику, потому что в стране начались великие трагические события. В литературе к тому времени уже никаких великих событий не происходило, ни в поэзии, ни в прозе. Страна погибала, враг изнутри раздирал Родину, а большинство российских писателей продолжало что-то трусливо мямлить Бог знает о чем, но только не о постигшей нас катастрофе. А о внутренних врагах Родины они до сих пор боятся правду сказать. Между прочим, это является и причиной и фактором того, что народ позволил нашим врагам разрушить страну.
Какая сейчас может быть литературная критика?! И дело даже не в том, что не создано в последние годы великих произведений. Беда современной литературы в другом: она все еще живет по старинке, смотрит на мир и оценивает его через прошлые, советские представления. Она пока еще не способна точно отразить произошедшее с нами и со страной. Современные писатели за редким исключением боятся говорить всем видимую правду, не решаются называть вещи своими именами. «Зачем мне это надо? – думают многие. – Не дай Бог войти в список одиозных авторов, тогда совсем кислород перекроют… Пусть там Хатюшин с Борисом Мироновым врагов России по именам называют, а мы посидим в кустиках, подождем, когда власть сменится». И лудят стихотворцы, как тридцать лет назад, безобидные стишата про березки, про облака, про речку и деревенских петухов, а кто-то и про Париж… И журналы с удовольствием их публикуют – проблем меньше. А писательские организации с такой же легкостью раздают им премии. Ну не смешно ли это – премия Александра Невского за стишки про осинки и лопухи?
Это как если бы Москва была взята нацистской Германией, а российские писатели спокойно обсуждали бы проблемы литературной критики, которая, в свою очередь, благоволила бы к прозаикам и поэтам, восхищающимся красотами природы. А ведь «пятая колонна» демократов сделала все то, что мечтал сделать на нашей земле Гитлер.
Тридцать лет назад можно было и критиковать, и поддерживать подобную поэзию, забиваемую безродными «метафористами». Но сейчас-то какой в ней прок на фоне убывания населения по миллиону в год? В скором времени все эти березки, и речки перестанут нам принадлежать, ни деревень не будет, ни петухов. И нужно наконец понять, что при подобной приспособленческой литературе, сторонящейся народного горя и не решающейся говорить о главном, власть не сменится.
Так вот и приходится Бондаренке из статьи в статью прославлять Бродского и Юнну Мориц, присовокупив к ним Ю.Кузнецова да вытащенного недавно из небытия полуграмотного стихоплета Олега Григорьева. Ну не разбирается наш «критик» в поэзии, не дано ему это. Но очень хочется закрепиться в литературе, точнее, как сказал о нем когда-то В.Бушин, «всосаться» в нее.
Мне скажут: есть Проханов, есть Распутин и Личутин… Да, есть. Хорошие, сильные писатели. Да только давайте честно скажем: великих произведений они не создали. Крепкая распутинская повесть «Дочь Ивана, мать Ивана» все же главных врагов страны не показывает, молчит о них. И такова, к сожалению, тенденция всей современной литературы – молчать о главном. А отслеживать в наше время так называемый «литературный процесс» – удел критических посредственностей. Пусть они этим и занимаются.
Лучшая, наиболее серьезная критика исходит из-под пера самих прозаиков и поэтов.
Художникам в истинном смысле этого слова не нужно суетиться, не нужно спешить с оценками, их критические работы, как правило, лишены тенденциозности и, одновременно, не являются для них смыслом жизни. Они способны оценить произведение именно взглядом художника, и потому их взгляд всегда интереснее мнения чистого критика.
Наша литература находится в каком-то двусмысленном положении: с одной стороны, все понимают, что произошло и что происходит с нами и со страной, но с другой стороны, писать об этом – лучше не надо. Потому что, видите ли, власть нам может отказать в премиях. И при этом хотим признания народа…
Критика становится литературой лишь тогда, когда есть эта самая Литература с большой буквы. Когда же ее нет, то критика превращается в никчемную поденщину, скатывается до вымученной рецензионной болтовни, которую никто не читает.