Владимир СМЫК
НА ПЕРЕЛОМЕ
(О гражданской лирике Валерия Хатюшина)
Чем весенние ночи темнее,
Тем пронзительней песнь соловья.
Только ранимое лирическое сердце способно так себя выразить. Точность образа не может оставить равнодушным, приковывает внимание, заставляет прислушаться к интонации. В этих строках открытость, беззащитность души и одинокое мужество. Валерий Хатюшин — проникновенный лирик, но бьет час, и его нежная муза надевает боевые доспехи и идет на бой, понимая, впрочем, что едва ли этот бой сможет выиграть — опустившаяся на Родину ночь слишком темна.
Гражданская поэзия обычно уповает на то, что ее слово вызовет массовый отклик, даст обильные всходы в человеческих душах. Но драма современной гражданской поэзии заключается в том, что к ней есть симпатии, пусть даже и достаточно широкие, но твердой социальной опоры у нее нет. Ищет опору поэт — к кому прислониться? Может, к лимоновцам или баркашовцам, как Марина Струкова? Но мировоззренческая узость, недостаточность духовной основы маргинальных групп не могут долго питать поэта.
Во времена Некрасова гражданское чувство было массовым: поэт ты или не поэт, но — гражданин. Его призыв «Иди и гибни безупречно» стучался в сердца, и они отворялись. А теперь, когда «Русский поезд свалили с колес Под всемирные аплодисменты», причем свалили сами: «Разобрали стальные пути, Чтобы сдать по цене металлома»,— на кого уповать поэту? Только на героя:
Когда страну предал народ,
Лишь у героев есть спасенье…
В этом смысле книга гражданской лирики Валерия Хатюшина «На переломе», вышедшая в 2011 году в издательстве «Голос-Пресс», — героическая. Она выражает пафос жертвенной и почти безнадежной борьбы за Россию тех, кто во весь рост поднялся на битву за честь страны. В книге представлены стихи, написанные автором за последнюю четверть века.
Валерий Хатюшин — человек, можно сказать, бывалый. Служил в ракетных войсках на Востоке, на Севере прокладывал газовую магистраль, строил КамАЗ.
Я видел всё: и Север, и Сибирь,
И южный край, и западное море,
Я испытал стремительную ширь,
Я погулял в Союзе на просторе.
Поэтому его чувство Родины, любовь к ней не умозрительна — выстрадана жизненным опытом:
Я научился Родину любить,
Я знал тоску солдатских серых будней…
Возможно ль мне все это позабыть?
Где сегодня та страна, которая олицетворяла для поэта Отчизну? Перестройка только еще начиналась, многие пребывали в эйфории от горбачевской свободы и гласности, а Валерий Хатюшин в 1987 году под блоковским эпиграфом «Мы дети страшных лет России» пишет:
Две мировых — отцов скосили.
А третья — захлестнула нас…
За два с половиной десятилетия, прошедших с тех пор, эта война не прекращалась ни на минуту, принимая всё более масштабные и жестокие формы. В 1992 году вышла первая книга гражданской лирики Валерия Хатюшина «Русская кровь», по сути дела, начавшая серию книг «Поэзия русского сопротивления». И с тех про его лира тревожно отзывается на звуки войны. Иногда она звучит с интонациями Твардовского. Как будто Василий Теркин пришел на эту третью мировую защищать от врага Дом Советов и вдруг увидел, что враг-то уже — другой:
Что ж вы, гады, в самом деле:
Разрывными — по своим…
Что будешь делать, когда кому-то враг милее соотечественника? «Наше горе — от мира с врагами», — утверждает поэт. «Философия» эпохи застоя: «лишь бы не было войны» породила ту соглашательскую обывательскую психологию, которая позволила властям «новой России» нас «стравить друг с другом, как с волками» и без боя сдать страну. Валерий Хатюшин близок даже к тому, чтобы считать нашей национальной чертой неприязнь друг к другу:
У русских есть любимая работа:
Уничтожение своих.
Многое надо пережить, испытать на своей, как говорится, шкуре, чтобы прийти к такому горькому выводу. И, возможно, от «любви» к такой «работе» идут и наша русская доверчивость, и чрезмерная тяга к иностранщине, и легкое, торопливое забвение национального, русского:
Мы поверили смрадным сиренам
И глазам кровожадных лисиц,
Мы привыкли к великим изменам,
К лживой жвачке газетных страниц.
Научили нас громко смеяться
Над судьбой незлобивой своей,
Мы готовы уже отказаться
От печали бескрайних полей.
Но так ли всё безнадежно и, если не так, в чем черпать опору русскому человеку, что поможет нам выстоять в беспросветную ночь, не дать исчезнуть с земли? Автор видит союзника в нашем солнце и наших реках, шумящих березах и грозовых дождях, в родной умной природе. Он всматривается в отчую землю, вслушивается в ее живые звуки:
Нет, никакая в мире нечисть
Из нас не вытравит людей,
Пока звенит в траве кузнечик
И душу лечит соловей.
Другой союзник поэта — наша история. Автор, на первый взгляд, неожиданно соединяет в один строй Пугачева и Суворова, Жукова и Разина, Сталина и Преподобного Сергия — бунтарей, революционеров, слуг царя и Божьих угодников. Но Валерий Хатюшин — поэт сопротивления. Массовая покорность ему претит.
…Прозвенят часы, и к нам сойдут
С пьедестала Минин и Пожарский.
…На Руси не будет больше смут
Враг познает грозную науку.
Крепко Сталин с Мининым сожмут.
Каждому из нас плечо и руку.
И третье упование русского поэта — Божественный Промысел, вера в чудо, которое сотворит животворящий Господь:
Но придет ясноглазый Мессия,
Он укажет, как молния, путь,
И у спящей царевны России
Встрепенется остывшая грудь.
Здесь не мечтательство, как может иным показаться. Это, скажем еще раз, вера, за которой стоит трудный жизненный опыт Валерия Хатюшина, его путь — нелегкий, но прямой. Ведь по выстраданному признанию поэта «Чем на свете живется труднее, Тем доступнее смысл бытия». Поверим и мы вслед за автором:
И сотрутся названья иные,
И воспрянет в сиянье берез
Вся земля под названьем Россия,
А над ней — Царь Небесный Христос.
Автор имеет право на это поэтическое кредо. Бог есть Любовь. Гражданская лирика Валерия Хатюшина рождена любовью к России: гордостью за былое величие, скорбью за ее падение и нынешнее униженное состояние:
Да, без любви любое дело — тщетно,
Слова мертвы, молитва безответна,
Каких святых на помощь ни зови.
Гражданственность исходит из любви.
Слова книги «На переломе» полны любви и потому не мертвы. И падают они не на каменистую почву, не в тернии при дороге. Свидетельство тому — овации, которыми награждают слушатели автора этих стихов на русских концертах и вечерах. Есть основания надеяться, что и в мире горнем они не останутся безответны.