О сборнике стихов Валерия Хатюшина
«И третий Ангел вострубил»
(МГО СП России, 2004 г.)

Оговорюсь сразу: совсем не готов я видеть в моем близком друге и единомышленнике Валерии Хатюшине поэта-пророка, званием которого удостаивают его Ростислав Подунов в статье «Не заглохнет нива русской поэзии» (газета «Казачий Спас», 2004, №11) и почтенный критик Александр Байгушев в статье «Нерв времени» (газета «Российский писатель», 2004, №7). Но я знаю поистине великую убежденность Валерия Хатюшина в том, что пока нас, русских, еще не совсем превратили в стадо баранов (хотя в «дураков» и «остолопов» уже успели), то можно еще жить и восторгаться этой жизнью даже при неизбежных падениях. И эта убежденность поэта Божьей милостью как-то заставляет и меня, простого смертного, вглядываться в мир не только с угрюмой настороженностью, но и с некоторой уверенностью в том, что в конечном итоге «все образуется». С этого предисловия и начинаю свой отзыв о новом сборнике избранных стихотворений В.Хатюшина «И третий Ангел вострубил».

А до того, как над всей нашей Землей вострубил третий Ангел (название книги, как и тема одноименного стихотворения, взяты автором из Откровения Иоанна Богослова), Валерию Хатюшину еще в 1980 году довелось неожиданно, хотя, конечно, метафорически, встретиться с бронзовокрылым ангелом-хранителем во время полета на «железной птице»:

Тот ангел-хранитель был бронзовокрыл.
Откуда он взялся, куда он спешил?
Кого он услышал в полуночной мгле
на этой опальной и грешной земле?..

Этот тревожный вопрос оказался, увы, не риторическим, ибо «вострубление» третьего Ангела (а всего их будет семь, согласно Апокалипсису) совпало с моментом, когда «…и воды сделались полынью, и треть земли под неба синью покрыло сонмище могил». Возможно, тут есть некоторое преувеличение, но поэт всё видит острее, да и нынешняя земная жизнь, в частности, на бывшей территории разваленного СССР, и впрямь навевает многим самые мрачные мысли, если, конечно, ты не ангажированный оптимист, а нормальный человек, не обделенный способностью любить свое Отечество.

Отчего нас вот уже на протяжении полутора десятка лет не покидает чувство нескончаемой горечи и обиды? Отчего мы живем с ощущением безысходного закабаления нашей Родины и зачастую не ведаем выхода из этой обреченности? Полновесный ответ на эти вопросы содержится в страстных стихах первого раздела нового сборника русского поэта Валерия Хатюшина.

Даже перечисление названий этих стихов скажет читателю о многом: «Мир погряз в разврате и вражде…» (а ведь это святая правда!), «Ушедшая Родина» (да, мы действительно потеряли свою Родину – великий Советский Союз), «Над Россией тяжелые тучи…» (я бы даже заменил эпитет «тяжелые» на «свинцовые»), «Избиение» (о диком избиении русских ветеранов наймитами-омоновцами 1 мая 1993 года), «Нас убивают каждый день…» (опять же святая правда!), «Страна непроходимых дураков…» (хоть и резко, но по большому счету справедливо), «Рабы» (тоже верно), «Отрава» (это о мнимой свободе), «Оккупация» (это о «россиянском» безволии), «Они» (о тех, кто нас оккупировал), «Обреченные» и «Смирившиеся» (о нашей неспособности сопротивляться оккупантам). И рядом с этими взрывчатыми стихами, пронизанными горечью и недоумением, соседствуют набатные стихи-призывы, переполненные жаждой борьбы с недругами и разрушителями нашей русской жизни: «Осталось – одно» («…у власти убийцы и воры, нам незачем чувства скрывать, с врагами бессмысленны споры, осталось одно…»), «Иуды», «Пришла пора» («Чтоб над Кремлем взметнулся русский флаг, давно пришла пора собрать в кулак мужей Руси карающую силу!»), «Пророчество» («И сотрутся названья иные, и воспрянет в сиянье берез вся Земля под названьем Россия, а над ней – Царь Небесный Христос»).

Я полагаю, что В.Хатюшин, в общем-то, не склонен облачаться в тогу пророка, но его интуитивно-прозренческий дар поэта (вспомним Есенина: «…зато в глазах моих прозрений дивный свет») дает ему возможность переходить от констатации тех или иных явлений к провидческим предсказаниям.

Время русских еще не пришло,

наше солнце пока не взошло.

Мы живем в полуночной стране,

день далекий мы видим во сне.

Слишком плотно объяла нас тьма,

нам родная страна – как тюрьма.

Людям наши слова не слышны,

наши слезы во тьме не важны.

Пусть безумен в жестокости враг,

точим мы безысходность и мрак.

И в глазах, где отчаянья нет,

зреет грозный спасительный свет.

Мало нас, кто упорен и смел,

кто глухое безделье презрел.

Мы готовим великий восход,

наше солнце без нас не взойдет.

И поэту веришь, ибо слова его подкреплены всею жизнью, отданной служению святому делу – освобождению русской земли от супостатов, нагло и беззаконно захвативших власть в России и столь же нагло стремящихся превратить коренное государствообразующее население в рабов «избранного народа».

Да, Валерий Хатюшин одним из первых в современной литературе раскусил подлинный сатанизм всех «демократических услад», навязанных нам за последние двадцать лет, и давно уже стал яростным ратоборцем за освобождение своего народа, обольстившегося на первых порах этими самыми «усладами», но постепенно начинающего прозревать до понимания того самоубийственного пути, на который его завело воровское племя «нью-ротшильдов». И огромная роль в этом прозревании населения, снова пожелавшего стать великим народом (а я пока в этом не сомневаюсь), принадлежит таким писателям-трибунам, каким является Валерий Хатюшин – проникновенный поэт и пламенный публицист, чьи огнепальные статьи тоже являются нашим грозным оружием в освободительной борьбе…

Второй раздел книги, составленный из лирических стихов разных лет, весьма выпукло высвечивает лицо очень своеобразного и необыкновенно тонкого поэта-лирика («Цветок звезды», «Птицы»), поэта-философа («Две жизни», «Корни»), поэта-жизнелюба, хотя и несколько подуставшего, что ли, за последнее время от напряженной борьбы:

Уже на всё махнул рукою вроде я,

одной идее до конца служа.

Но каждый раз на грустную мелодию

зачем-то откликается душа…

Да, в лирике В.Хатюшина много грусти, особенно в стихах последних лет («Утомленное сердце», «Конечный пункт», «В мой дом пришла зима», «Кончается август, и новая грусть…», «Лето шумит и уходит…»), но какая это просветленная грусть! Смею утверждать, что это очистительная грусть, потому как согрета верой в Творца жизни:

Вырвусь я в своем пророчестве

из тоски лихих годин.

Даже в полном одиночестве

я на свете не один.

Пусть душа, ни с чьей не схожая,

словно комната пуста,

предо мною – матерь Божия

и спокойный лик Христа (…).

Эта великая вера, полагаю, как раз и наполняет сердце поэта неисчерпаемой силой в служении «одной идее» и в преодолении обычных житейских невзгод, когда посещают его такие вот раздумья: «Смысла нет ни в чем, я это знаю. И не стоит грусти жизнь моя. Словно свет в окне чужом, растаю, оправдав никчемность бытия».

Валерий Хатюшин не без основания определил конечным пунктом себе двадцатый век («И сколько бы в стремленье суматошном мы ни рвались в незнаемую тьму, мы навсегда остались в веке прошлом, прикованные намертво к нему»), но можно не сомневаться, что поэзия его еще с лихвой послужит русскому народу и в двадцать первом веке, и корневая система ее по-прежнему будет уходить в глубь жизни, «держась за землю крепче с каждым днем».