НЕРАЗРЕШИМАЯ ТАЙНА

 

(Авторское предисловие к Собранию сочинений)

 

Почему я стал поэтом? На этот вопрос у меня ответа нет. Но первые стихи, которые запали мне в сердце, я прочитал во втором или в третьем классе в учебнике «Родная речь», и с тех пор почувствовал какую-то странную, знобящую тягу к напевным, ритмичным строчкам, необъяснимо волнующим душу. Они захватывали меня, будоражили детское воображение и накрепко отпечатывались в памяти.

До восьмого класса я учился в сельской школе возле станции Фрязево в 50 километрах от Москвы, и в начальных классах был отличником, получал похвальные грамоты и благодарности. Но потом вдруг как-то резко, неожиданно для самого себя повзрослел, стал прогульщиком и дебоширом.

Рос я в основном на улице, вернее, на природе, в окружении леса: наш военный поселок отстоял от школы на три километра. Учиться мне стало неинтересно. Гораздо с большим удовольствием я целый день пропадал в лесу или по вечерам до упаду гонял футбольный мяч с местными пацанами. Мать вызывали в школу, жаловались на мою нерадивость, неусидчивость, непослушность и на другие выходки. Мать расстраивалась, даже злилась, но смотрела на меня сочувственно. Однако я много и всеядно читал — книжки из школьной библиотеки, журналы, газеты, отрывные календари — всё, что попадалось под руку. Тягу к знаниям я ощущал постоянно.

Мне безмерно повезло, что русский язык и литературу в нашем классе преподавал Александр Иванович Самохин — учитель оригинальный, добрый, но строгий, бывший в годах и умевший так подавать урок, что все мы, даже самые отпетые разгильдяи, слушали как завороженные. Он, конечно, заложил в мою душу любовь к русской словесности. И я платил ему той же отдачей — сам просился отвечать на задание. Он придумывал нам темы сочинений, и я писал эти сочинения с такой увлеченностью, что он читал их перед всем классом. Однажды на родительском собрании, где меня опять пропесочивали, Александр Иванович подошел к моей матери, отвел ее в сторону и тихо сказал: «У вашего сына литературные способности. Чувствую, он будет писателем». Мать призналась мне в этом, когда я уже широко печатался.

Отца помню лишь фрагментами. Но отчетливо осталось в памяти, как мать уходила от него. Мне было года четыре. Он просил меня остаться, и в его глазах стояли слёзы.

Мать увезла меня к бабушке в подмосковную деревню Починки. Там я и прожил всё время до школы. Навещала она меня редко, и каждый ее очередной отъезд сопровождался моим горьким рёвом и следовавшей затем долгой недетской тоской. Быть может, эта тягучая тоска дала сильный толчок к развитию и взрослению души. И, видать, она же оставила свой след на всех моих будущих стихах. (Эти детские переживания, спустя многие годы, я описал в стихотворении «Разлука».) Иногда наведывался отец, но всякий раз минуты нашего расставания превращались в очередную мою слёзную сцену, и ему было запрещено приезжать, «чтобы не расстраивать ребенка».

Бабушка была неграмотной и не могла читать мне книжек. Поэтому все сказочные истории, особенно в зимнее темное время, я придумывал сам, буквально живя в этом мечтательном мире. Бабушка непрестанно была занята какой-то работой по дому и постоянно молилась — перед едой, перед сном, после сна… Свои молитвы она пела. Я в них ничего не понимал, но слушал с интересом. Иногда она рассказывала евангельские истории о Христе, и я воспринимал их подобно сказкам. Как-то я спросил ее: «Откуда берется хлеб?» — «От Бога», — сказала она. «Как это?» — не понял я. «Очень просто — дает Бог». — «А люди?» — «И люди тоже». Только став взрослым, я осознал ее правоту.

Летом же вместе с деревенскими мальчишками я все время проводил на речке. В этой речке я дважды тонул, но меня спасали. (Теперь ее нет — она пересохла и заросла кустарником.) Темно-коричневый от загара, худющий, босой, бегал я по деревенской пыли и жесткой скошенной траве, пока наконец перед самой школой мать не забрала меня в новую семью, к отчиму, во Фрязево. Как мне стало потом известно, отец уехал на Украину, и я с ним больше не виделся никогда.

С отчимом мать рассталась в мои 14 лет, после чего мы переехали с ней жить в г. Ногинск. Там же я закончил среднюю школу, оттуда ушел служить в армию, в Сибирь. Первое опубликованное стихотворение как раз и появилось в армейской газете «Патриот Родины». Но еще до армии я сочинил более двухсот ученических стихотворений и написал свою первую повесть. После службы началась моя строительная эпопея: сначала северный газопровод, потом КамАЗ. Для меня это было время романтики и молодого энтузиазма. В 1973 году перебрался в Москву и пять лет строил жилые дома, обитая в общежитии, пока не получил здесь собственную комнату в коммуналке.

В 1982 году в «Современнике» вышла моя первая книга стихов «Быть человеком на Земле», по которой я был принят в Союз писателей СССР. С 1987-го по 1989-й учился на Высших литературных курсах при Литинституте. В это же время в разных журналах опубликовал несколько статей и в 1990 году был приглашен на работу в журнал «Молодая гвардия».

Можно сказать, непростая биография и судьба. Но за сухими вехами жизни скрыты гораздо более важные для меня события, оставившие нестираемый отпечаток в душе и изменившие мое сознание, мой взгляд на мир, мое отношение к людям и явлениям бытия.

Примерно в тридцать лет или около этого от бабушки я получил в подарок дореволюционное, с пожелтевшими страницами Евангелие. (Бабушка была евангелисткой. К ней время от времени приходили такие же верующие, пели молитвы и читали евангельские тексты…) Этот момент стал для меня судьбоносным, перевернувшим весь мой внутренний мир, направившим мою жизнь в иное русло. После прочтения Евангелия я стал другим человеком. Моему сердцу открылся Бог. А вслед за этим произошло и творческое перерождение: лирика, которой я был и остался верен неизменно и полнокровно, получила органическое христианское наполнение.

В 37 лет я крестился в церкви, в 38 — женился, а в 39 у меня родилась дочь.

Огромную роль в моем становлении и в понимании сущности творчества сыграло знакомство и продолжительное общение с Вадимом Кожиновым, Анатолием Передреевым, Татьяной Глушковой, Владимиром Цыбиным… Рядом с ними планку поэзии требовалось держать на достойном уровне.

Потом случилась трагедия — мы потеряли страну, в которой родились. Этот жизненный перелом опалил сердце и отразился на всем моем дальнейшем творчестве — на стихах, на прозе, на статьях. Ведь мы не просто утратили бывшую Родину, у нас выбили почву под ногами, отняли русское духовное пространство, а народ подвергся моральному и физическому террору.

Писать как раньше уже было нельзя, хотя многие пишущие вокруг жили так, будто ничего не произошло. Но мое сердце позволить себе этого не могло. Книга стихов «Русская кровь» с подзаголовком «Поэзия русского сопротивления» в 1992 году за мой счет была отпечатана в одной из ведомственных типографий. Затем она дополнялась и переиздавалась несколько раз, стремительно расходясь среди неравнодушных людей. Последнее ее издание в 2011 году вышло под названием «На переломе».

Практически через номер в «Молодой гвардии» печатались мои хлесткие статьи. Но враги, укравшие у нас Родину, тоже не дремали. «Либеральная» пресса требовала расправы за эту непозволительную «смелость», и коллективные доносы лиц «демократической» национальности сыпались в прокуратуру, как из рога изобилия. К счастью, уголовные дела заводились реже, и с Божьей помощью от них удавалось отбиваться.

Самое поразительное то, что в окружении вражеской ненависти, травли, замалчивания и финансового удушения удалось отстоять, не дать загубить журнал и более того — поднять его художественный уровень, сделать еще острее, интереснее, актуальнее в освещении русских национальных проблем. Хотя стоило это огромных напряжений и нервов.

В 2009 году, в марте, умерла мать. Эта смерть на какое-то время подкосила мои моральные силы и опустошила сердце. Восстанавливать себя пришлось усилием воли. Судьба словно потребовала тяжелой жертвы: через два месяца, в мае, я стал главным редактором журнала. Работы прибавилось, хотя в течении двадцати с лишним лет редакторской службы мне всегда удавалось писать своё. А за 45 лет творческой жизни вышло в свет более тридцати книг. В конце концов объем и груз написанного подвели к мысли об издании Собрания сочинений.

Я часто спрашиваю себя: кто вел меня к достижению моих целей, кто определял их направление, отсекая ложные, ненужные пути, всё лишнее и никчемное? (Отсекая нередко с сердечной болью и кровью…) Судьба, Провидение?.. Кто оберегал меня порой в самых безвыходных и безысходных ситуациях?.. Ответ знала моя неграмотная бабушка…

Однажды в детстве, в том военном поселке, я заболел коклюшем. Кашель меня забивал страшно, до посинения. Во время сильных приступов спазмы сдавливали горло, и я задыхался. Но какая-то сила толкнула меня ранним утром, чуть свет, ходить с удочкой на затопленные песчаные карьеры — там водились огольцы и караси. И как-то неожиданно быстро после этого я вылечился. Уже будучи взрослым я узнал, что лучше всего от коклюша и бронхита помогает влажный утренний воздух…

Так отчего же я стал поэтом? Только вся жизнь может ответить на этот вопрос. Но все равно в нем останется для меня неразрешимая тайна.

 

Валерий ХАТЮШИН