ДОЛГИЙ ПУТЬ К ИСТОРИЧЕСКОЙ ПРАВДЕ
(Статья 1990 года)
Мы будто живем для того, чтобы дать какой-то великий урок человечеству.
П.Я. Чаадаев
Не раз я задумывался над мучительным вопросом: где, в чём спасение России? Кто же в конце концов выведет нас на истинный и ясный путь благоденствия из безысходности и бесцельности исторических блужданий, на которые толкнули некогда нашу державу «великие революционеры».
Как верно подметил Ленин, первыми и главными проблемами любой власти были и остаются проблемы земли и собственности. И поэтому, если мы хотим изменить жизнь в России к лучшему, то должны начинать с вопроса: чьей собственностью является земля?
Петр Аркадьевич Столыпин в своем выступлении на заседании Государственной Думы 10 апреля 1907 года, касаясь тезиса о повсеместном отчуждении земли, который всячески навязывали правительству левые партии, говорил: «Пора этот вопрос двинуть в его настоящие рамки, пора, господа, не видеть в этом волшебного средства, какой-то панацеи против всех бед. Средство это представляется смелым потому только, что в разоренной России оно создаст еще класс разоренных землевладельцев».
Гениальный русский государственный деятель, подвижник, ученый, патриот оказался, как это ни больно сознавать, в высшей степени провидцем. Навязанное России революционной партией отчуждение земли породило «класс» разоренных землепользователей. Свое выступление в Государственной Думе в тот день П.А. Столыпин закончил поистине бессмертными — ставшими ныне крылатыми — словами: «Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь освобождения от исторического прошлого России, освобождения от культурных традиций. Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия!»
К сожалению, истории нашего государства суждено было пойти по пути великих потрясений...
Говоря «им», Столыпин имел в виду тех, кто был одержим маниакальной идеей беспредельной власти и жесточайшей диктатуры, кому было плевать на Россию и ее народ, обреченный, по их понятиям, быть лишь «коммунистическим материалом» (Бухарин) для параноических интернационально-земшарных экспериментов. Точнее говоря, он имел в виду антирусские силы, что и пришли затем к власти осенью 1917 года, про кого он говорил в одном из своих думских выступлений: «Для всех теперь стало очевидным, что разрушительное движение, созданное крайними левыми партиями, превратилось в открытое разбойничество и выдвинуло вперед все противообщественные преступные элементы, разоряя честных тружеников и развращая молодое поколение».
Эти слова должны стать предупреждением и всем нам, ныне живущим, так как и теперь многочисленные наши левые (т.н. «либеральные» и «демократические») партии и движения по примеру своих ретивых предшественников-революционеров с откровенной нахрапистостью рвутся к власти. И в первую очередь эти слова великого россиянина должны стать предупреждением тому, кто вновь близоруко купился на «красивые» и старые, как мир, лицемерно-дешевые лозунги «свободы, равенства и братства», кто, забыв уроки семидесятилетней давности, голосовал на выборах в Советы конца 80-х годов за тех же леворадикалов, пообещавших устроить новый рай на российской земле. Но за первые же годы нахождения их у власти они посадили всю страну на талоны, на карточки, довели ее до полного экономического краха, продовольственного кризиса, а национальные окраины — до настоящей гражданской войны. И всё меньше сомнений в том, что всё это и было их подлинной целью, точно так же, как уничтожение великого Российского государства явилось целью их идейных предшественников более семидесяти лет назад.
Пожалуй, самое главное сегодня — вернуть людей из городов на землю. Сделать это очень непросто. На протяжении десятилетий повсюду в нашей стране шло раскрестьянивание. Крестьян превратили в наемных рабочих, почти не заинтересованных в конечном результате их труда. Земля, по сути, оказалась бесхозной, никому не принадлежащей. И для того, чтобы многое в стране изменить к лучшему, нам жизненно важно понять: как же всё это произошло?
Согласно советским официальным источникам, в результате аграрной революции 1917—1918 годов крестьяне получили дополнительно якобы к уже имевшейся у них 152 млн. гектаров земли. Однако те же самые источники нигде не уточняют, что означает эта цифра и откуда взялась эта земля.
На сессии аграрников в Москве в 1969 году этого вопроса коснулся В.П. Данилов. В своем выступлении он сказал: «Сколько земли получили крестьяне в России из рук Октябрьской революции? 150 миллионов десятин! — отвечает наша статистика. Но мы не можем до сих пор ни раскрыть, ни объяснить этой цифры» (Проблемы аграрной истории советского общества. Материалы научной сессии 9—12 июня 1969 года. М., 1971, с. 365).
Тем не менее раскрыть и объяснить эту цифру не представляет большого труда.
Сошлюсь в данном случае на работу западного историка М.Бернштама «Силы в Гражданской войне», опубликованную в журнале «Вестник русского христианского движения» (1978, №128), издающемся во Франции. В своей работе он пишет: «По данным Всероссийской и поземельной переписи 1917 года, по 38 губерниям России (без занятых неприятелем) всего сельскохозяйственной земли было перед социалистической революцией 151,35 млн. десятин или 165,35 млн. гектаров (1 десятина равна 1,09254 гектара). Все эти 151,35 млн. десятин... были, по существу, конфискованы советской властью, поскольку право собственности на землю было Декретом о земле 26 октября 1917 года отменено. В результате организованного сверху чёрного передела — аграрной революции 1918 года — все 151,35 млн. десятин оказались в распоряжении Советов, и они распределили всю землю заново — уже от себя. Часть земли была передана земельным обществам, часть осталась во владении Советов, часть была передана последними под совхозы и колхозы и т.п. Таким образом, передача части земли земельным обществам выглядит уже как бы в качестве доброй воли, благодеяния, передачи земли крестьянам. В итоге советская наука считает, что эта отчужденная от крестьянской собственности, да еще и вся на круг земля площадью в 151,35 млн. десятин — передана крестьянам. Более того, до сих пор считается, что в результате революции вся эта земля прибавилась к некоторой исходной величине, и вообще «крестьянское землепользование возросло на 150 миллионов гектаров». В таком случае советские специалисты должны доказать, что от революции территория России увеличилась в два раза или что советская власть распахала тундру».
Как видим, довольно простое объяснение. И очень многим, не наделенным учеными степенями нашим соотечественникам, давным-давно было ясно: исходя из отмены собственности на землю в 1917 году, крестьяне не получили, а лишились принадлежащей им земли. Поэтому более чем кощунственно на протяжении всей советской истории звучали слова о том, что народы России с восторгом восприняли Декрет о земле 1917 года, который якобы возвращал народу землю. Противоставшая аграрной столыпинской реформе аграрная контрреформа большевиков, заимствованная ими, в свою очередь, у эсеров, ни в коей мере не явилась результатом воли и чаяний крестьянства. Очень скоро Декрет о земле выявил свою подлинную сущность, выразившуюся в продразверстке, продналоге, в конфискации «излишков» урожая, в натуроплате и обязательных поставках продуктов государству, что и привело к ужасающему повсеместному голоду в деревнях (как, впрочем, и в городах) и миллионам вымерших от него.
По всей России начались бунты и восстания. К сожалению, советская историческая наука почти не располагает статистикой народных антиреволюционных выступлений. Но все-таки некоторые данные эти источники нам дают. Советский историк М.И. Кубанин сообщает, что, к примеру, в Тамбовской губернии участвовало в восстании 25—30% всего населения и делает вывод: «Несомненно, что 25—30% населения означает, что всё взрослое мужское население ушло в армию Антонова (Кубанин М.И. Антисоветское крестьянское движение в годы гражданской войны (военного коммунизма). «На аграрном фронте», 1926, №2, с. 24). М.И. Кубанин пишет также о ряде других наиболее известных восстаний на протяжении всего военного коммунизма: об Ижевской народной армии, располагавшей 70 000 человек, которой удалось продержаться свыше трех месяцев, о Донском восстании, в котором участвовало 30 000 вооруженных казаков и крестьян, а с тылами имевшем силу в сто тысяч человек и прорвавшем красный фронт.
В крестьянском восстании летом 1918 года в Ярославле и Ярославской области участвовали тысячи городских рабочих и окрестных крестьян, а во многих других волостях и деревнях бралось за оружие поголовно всё население, включая женщин, стариков и детей. Советский историк Л.М. Спирин обобщает: «С уверенностью можно сказать, что не было не только ни одной губернии, но и ни одного уезда, где бы не происходили выступления и восстания населения против коммунистического режима» (Спирин Л.М. Классы и партии в Гражданской войне в России. 1917—1920 гг. М., 1968, с. 180).
Так, сводка штаба Восточного красного фронта содержала описание локального восстания в марте 1919 года в Сенгилеевском и Белебеевском уездах Поволжья: «Крестьяне озверели, с вилами, с кольями и ружьями в одиночку и толпами лезут на пулеметы, несмотря на груды трупов, их ярость не поддается описанию» (Кубанин М.И. «На аграрном фронте», 1926, №2, с. 41).
Такую же картину описывает свидетель крестьянского выступления осенью 1918 года в Шацком уезде Тамбовской губернии: «Я солдат, был во многих боях с германцами, но такого я не видел. Пулемет косит по рядам, а они идут, ничего не видят, по трупам, по раненым лезут напролом, глаза страшные, матери детей вперед, кричат: «Матушка, Заступница, спаси, помилуй, все за Тебя ляжем». Страху уже у них не было никакого» (Штейнберг И.З. Нравственный лик революции. Берлин, 1923, с. 62).
Даже этих немногих, отраженных в исторической литературе фактов достаточно для утверждения того, что наш народ не покорился молча диктаторской власти, а ответил на нарушение его тысячелетнего уклада жизни упорным и повсеместным сопротивлением. И борьба эта затихла лишь после того, как регулярная и хорошо вооруженная армия в войне с этим народом безжалостно уничтожила более десяти миллионов человек непокорного населения своей страны.
М.Бернштам в названной выше работе «Силы в Гражданской войне» задается целью составления общего баланса потерь населения России за годы войны 1918—1920 годов: «Согласно специальному справочнику ЦСУ, количество населения на территории СССР после 1917 года без учета населения территорий, отошедших от России и не вошедших в СССР, составило 146 755 520 человек (ЦСУ СССР. Административно-территориальный состав СССР на 1 июля 1925 года и на 1 июля 1926 года в сопоставлении с довоенным делением России. Опыт установления связей между административно-территориальным составом СССР. М., 1926, с. 49—58). Такова исходная цифра населения, которое с октября 1917 года оказалось в зоне работы социалистической революции. На этой же территории перепись 28 августа 1920 года по самым максимальным итогам, и вместе с находившимися в армии, находит только 134 569 206 человек (Статистический ежегодник 1921 года. Вып.1. — Труды ЦСУ, т. VIII, вып. 3. М., 1922, с. 8). Дефицит населения — 12 186 314 человек.
Таким образом, продолжает историк, за неполных три первых года социалистической революции на территории бывшей Российской империи (с осени 1917-го по 28 августа 1920-го) население потеряло 8,3% своего исходного состава. За эти годы эмиграция составила 86 000 тыс. человек (Алехин М. Эмиграция белая. БСЭ, 1-е изд., т. 64. М., 1934, стлб. 163), а естественная убыль — превышение смертности над рождаемостью — 873 623 человека (Труды ЦСУ, т. XVIII, М., 1924, с. 42. Источники указаны Бернштамом. — В.Х.). Таким образом, потери от революции и Гражданской войны за первые неполные три года советской власти без эмиграции и естественной убыли составили более 11 млн. человек. Тут, конечно, необходимо заметить, заключает автор, что «естественная убыль» требует разумной интерпретации: почему убыль? Уместен ли здесь принятый в науке термин «естественная»? Ясно, что превышение смертности над рождаемостью есть явление противоестественное и тоже относится к демографическим итогам революции и социалистического эксперимента».
Красная армия в Гражданской войне потеряла около 1 млн. солдат и служащих (Народное хозяйство Союза ССР в цифрах. Статистический справочник. Год 2-й. М., 1925, с. 110), в то время как Белое движение было довольно малочисленно. К концу зимы 1919 года, то есть ко времени максимального его развития, оно, по данным советских военных сводок, не превышало 537 тыс. человек (Какаурин Н.Е. Как сражалась революция. Т. 2. М.-Л., 1926, с. 137). И если сопоставить потери двух противоборствующих армий с потерями мирного населения России, то никуда не деться от вопроса: так кто же с кем воевал? Белые с красными?
Пришла пора открыто и смело посмотреть на итоги потерь Гражданской войны для того, чтобы увидеть: из одиннадцати с лишним миллионов погибших более десяти миллионов приходится на мирное население России. И, наконец, осознав это, нам придется признать: то была не просто Гражданская война, а война против всего российского народа, который явился главной и самой опасной силой в сопротивлении диктатуре истребительной власти.
В.И. Ленин признавал, что эта сила крестьянского и общенародного повстанчества или, в его определении, «мелкобуржуазной стихии» оказалась для коммунистического режима опаснее всех белых армий, вместе взятых (Ленин В.И. ПСС, 5-е изд., т. 43, с.23—24. Далее ссылки на это издание). И только отмена военного коммунизма и введение нэпа, что, конечно же, явилось вынужденной мерой, оказались спасительными для Советской власти. И сейчас даже как-то неловко и грустно читать высказывания наших многих экономистов о том, будто бы нэп — это «гениальное изобретение» вождя. Со всей определенностью необходимо сказать: это совсем не так. Вернее, действительно «изобретение», но для «коммунистического режима» явившееся вынужденным, спасительным отступлением, которое было добыто народом в кровавой борьбе.
О серьезности этой борьбы можно судить по телеграммам Ленина в местные исполнительные комитеты еще на первом году революции. Вот некоторые из них.
Пензенскому губисполкому, Е.Б. Бош: «Получил Вашу телеграмму. Крайне удивлён отсутствием сообщений о ходе и исходе подавления кулацкого восстания пяти волостей. Не хочу думать, что Вы проявили промедление или слабость при подавлении и при образцовой конфискации всего имущества и особенно хлеба у восставших кулаков. Предсовнаркома Ленин. 12.VIII.1918 г.» (т. 50, с.148).
Пензенскому губисполкому, Минкину: «Получил на Вас две жалобы. Первая, что Вы обнаруживаете мягкость при подавлении кулаков. Если это верно, то Вы совершаете великое преступление против революции. Предсовнаркома Ленин. 14.VIII.1918 г.» (т. 50, с. 149).
Ливенскому исполкому: «Приветствую энергичное подавление кулаков и белогвардейцев в уезде. Необходимо ковать железо, пока горячо, и, не упуская ни минуты, организовать бедноту в уезде, конфисковать весь хлеб и всё имущество у восставших кулаков, повесить зачинщиков из кулаков, мобилизовать и вооружить бедноту при надежных вождях из нашего отряда, арестовать заложников из богачей и держать их, пока не будут собраны и ссыпаны в их волости все излишки хлеба. Телеграфируйте исполнение. Часть образцового Железного полка пошлите тотчас в Пензу. Предсовнаркома Ленин. 20.VIII.1918 г.» (т. 50, с. 160).
Но и через год ситуация не изменилась.
«Симбирск, Реввоенсовет Востфронта, Гусеву, Лашевичу. Положение на юге так тяжело, что едва ли сможем дать вам пополнение. Придется вам налечь изо всех сил на мобилизацию, иногда поголовную, прифронтовой полосы, на местные воензаги и на сбор винтовок с населения. Расстреливайте за сокрытие винтовок. Предсовнаркома Ленин. 6 июня 1919» (т. 50, с. 342).
«Симбирск, Реввоенсовет Востфронта, Гусеву, Лашевичу. Обратите сугубое внимание на восстание в районе Иргиза. Не запускайте, мобилизуйте поголовно все окрестности, обсудите, нельзя ли аэропланами побить повстанцев. Ликвидация необходима немедленная и полная. Предсовнаркома Ленин. 11 июня 1919» (т. 50, с. 345).
Восстания и мятежи, прошедшие на Дону, Украине, Северном Кавказе, в Поволжье, Сибири, Центральной части России означали, что большинство крестьян отнеслось к действиям новой власти в деревне как к откровенному грабежу. К тому же селяне остро почувствовали, чем всё это обернется для них в недалеком будущем...
Крестьянство, несмотря на всю жестокость, примененную к ним, всё-таки не было сломлено и победило в этой борьбе. Революционная власть ради собственного спасения вынуждена была пойти на уступки: отказаться от политики продразверстки и ввести нэп. Но отступление это, как и следовало ожидать, оказалось лишь передышкой перед еще более изощренным в своей беспощадности наступлением на крестьян.*
Еще в июле 1918 года на Пятом Всероссийском съезде Советов левые эсеры обвинили большевиков в их крайней бесчеловечности по отношению к российскому крестьянству. На что Ленин в докладе о деятельности СНК ответил: «Тысячу раз будет не прав тот, кто позволит себе хоть на минуту увлечься чужими словами и сказать, что это — борьба с крестьянством, как говорят иногда неосторожные или невдумчивые из левых эсеров. Нет, это борьба с ничтожным меньшинством деревенских кулаков, это борьба за то, чтобы спасти социализм и распределить хлеб в России правильно» (т. 36, с. 507).
На все подобные обвинения в адрес большевиков нетрудно было дать «правильный» ответ. Но отчего же тогда в этой борьбе «с ничтожным меньшинством деревенских кулаков» только за первые три года советской власти оказалось погублено более десяти миллионов человек крестьянского населения? И как так вышло, что война с этим «ничтожным меньшинством» затянулась почти на двадцать лет, а деревни, по сути, оказались разорёнными? И всё это понадобилось проделать для того, «чтобы спасти социализм и распределить хлеб в России правильно»? Как будто неправильно было для России обеспечивать себя и весь мир хлебом, а не р а с п р е д е л я т ь его среди своего населения, доведенного революцией до голода и нищеты...
Нет, не Гражданская война, как считают многие, «вынудила» большевистское правительство пойти на изобретение экономической стратегии «военного коммунизма». В.И. Ленин в октябре 1921 года таким образом оправдывал ошибочность ставки на продразверстку и контрактацию продовольствия в крестьянских хозяйствах: «Мы сделали ту ошибку, что решили произвести непосредственный переход к коммунистическому производству и распределению... Мы предполагали без достаточного расчета — непосредственными велениями пролетарского государства наладить государственное производство и государственное распределение продуктов по-коммунистически в мелкокрестьянской стране. Жизнь показала нашу ошибку» (т. 44, с. 157).
Так что сразу же по окончании тяжелейшей Гражданской войны Ленин даже и не пытался списывать на нее все так называемые «крайности» и «искривления» «военного коммунизма», но подчеркивал их полную осознанность, а не стихийность, подтверждал, что они были заранее спланированы революционной властью, желавшей как можно быстрее перейти к «коммунистическому производству и распределению».
Против мнения о «временном» характере деспотических производственных отношений «военного коммунизма» говорит тот факт, что Н.И. Бухарин — этот, по словам Джона Рида, «невысокий рыжебородый человек с глазами фанатика» — даже и в 1920 году в книге «Экономика переходного периода» распространял их на всё время перехода общественных отношений от капиталистических к социалистическим вне зависимости от исторической продолжительности этого перехода. Он писал: «Революционное насилие... должно активно помочь формированию «концентрированного насилия» государства нового класса, которое действует как рычаг экономического переворота, изменяя экономическую структуру общества».
Эта «ошибка» слишком дорого стоила русскому народу. Настроение крестьян и положение дел в деревне точно определил Зиновьев в марте 1919 года на VIII съезде партии: «Нельзя скрывать на съезде того факта, что местами слово «комиссар» стало бранным, ненавистным словом. Человек в кожаной куртке... в народе стал ненавистным». И далее: «Крестьянство недовольно, оно протестует, среднее крестьянство ненавидит коммунистическую партию... Если вы теперь пойдете в деревню, вы увидите, что они всеми силами нас ненавидят».
Тем не менее 70 с лишним советских лет нам вдалбливали в головы мысль о «блистательном» решении крестьянского вопроса одним из первых декретов Октября. Даже в самом конце существования СССР «Советская Россия» в своей передовой статье «Спор о земле», посвященной заседанию Верховного совета СССР по выработке закона о земле, сообщала о главном крестьянском вопросе: «И вспомним, как блистательно он был разрешен знаменитым Декретом о земле, принятым на Втором съезде Советов в октябре 1917 года» («Советская Россия» от 10 октября 1989 г.). Вот только никак не возможно в этом случае понять: отчего это вдруг по всей России на первом же году революции начались крестьянские мятежи и восстания? Чего это вдруг народ взбунтовался? Большевики «вернули» крестьянам землю, а они — схватились за вилы, за ружья и ушли в лес, к Антонову... И это при «блистательном-то» решении крестьянского вопроса! Очень странное поведение крестьян, не правда ли? Впрочем, всё зависит от того, что понимать под словом «блистательно»...
Не лучшим стало после революции и положение рабочего класса. В той же работе М.Бернштама прямо говорится, что в революции рабочий класс потерял не только политические, гражданские и социальные права. Он был и экономически подорван. Автор указывает: «За период Первой мировой войны, несмотря на рост цен, произошло повышение заработной платы фабрично-заводским рабочим, а семьи призванных на военную службу получили примерно 276,5 млн. рублей пособия, что в процентном отношении даже несколько превышает удельный вес рабочего класса в населении страны. За годы революции 1917—1920 годов объем промышленного производства упал до 4% довоенного (БСЭ, 3-е изд., т 7. М., 1972, с. 234), рабочий класс обнищал и деклассировался, нормы питания семей рабочих были значительно ниже минимально необходимых... Именно этим и мотивировали свою антисоциалистическую позицию рабочие представители на первых заседаниях Собрания уполномоченных еще в начале 1918 года».
А ведь это произошло еще до начала Гражданской войны. Но уже тогда во всей наготе предстала антинародная сущность «диктатуры пролетариата». Спрашивается, для чего же понадобилась эта революция, если всему народу: и крестьянам, и рабочим, и интеллигенции стало после нее намного хуже? Теперь уже ясно, что это понадобилось для того, чтобы, объявив государственную монополию абсолютно на всё и подчинив железному партийному аппарату всё и вся в одной из самых богатых людскими и природными ресурсами стран, широким фронтом ринуться на осуществление революции мировой. Россия должна была стать плацдармом глобального наступления на остальную Европу. Ее первой принесли в жертву идее о всемирной «диктатуре пролетариата». Самому же пролетариату в этой «всемирной диктатуре» отводилась роль пушечного мяса мировой бойни за интернациональную «земшарную» идею, а также — казарменной рабочей силы «Трудовых Армий» (термин Троцкого) в последующем т.н. «мирном строительстве», например, в рытье каналов наподобие Беломорско-Балтийского.
Так, объявив поголовную мобилизацию населения в период Гражданской войны, коммунистический режим ввел в практику необычайную жестокость и расстрелы в армии по малейшему поводу. «Красноармейцев расстреливали как собак», — писала коммунистическая деятельница Лариса Рейснер («Пролетарская революция», 1923, №6, с. 253). В.И. Ленин не скрывал этого. «В Красной армии... применялись строгие, суровые меры, доходящие до расстрелов, — подчеркивал он в докладе на II Всероссийском съезде политпросветов 17 октября 1921 года, — меры, которых не видело даже прежнее правительство. Мещане писали и вопили: «Вот большевики ввели расстрелы». Мы должны сказать: «Да, ввели, и ввели вполне сознательно» (т. 44, с. 166). «Вы должны, — продолжал Ленин, обращаясь к делегатам съезда, — прийти к тому, чтобы сказать, что недоучившимся у нас нет места. Тогда, когда будет коммунизм, тогда ученье будет мягче. Теперь же я говорю, что ученье не может не быть суровым — под страхом гибели».
Как известно, отношение режима к пролетариату в «мирном строительстве» ярко выразилось в «трудах» Троцкого, который специально занимался рассмотрением этой проблемы по поручению ЦК партии большевиков. В тезисах ЦК IX съезду РКП(б), написанных Троцким, говорилось: «Съезд одну из насущных задач... видит в планомерной, систематической, настойчивой, суровой борьбе с трудовым дезертирством путем... создания из дезертиров штрафных рабочих команд... и заключения их в концентрационный лагерь».
А успех мировой революции уже в 1918 году виделся нашим вождям очень близким. Сразу же после поражения Германии в Первой мировой войне эта мечта, казалось им, обретала реальные очертания. В те дни Ленин телеграфировал Свердлову и Троцкому:
«Международная революция приблизилась за н е д е л ю на такое расстояние, что с ней надо считаться как с событием дней ближайших... Вывод: 1) вдесятеро больше усилий на добычу хлеба (запасы все очистить и для нас и для н е м е ц к и х рабочих). 2) вдесятеро больше з а п и с и в войско. Армия в 3 миллиона должна быть у нас к в е с н е для помощи международной рабочей революции. Эта резолюция должна в среду ночью пойти всему миру по телеграфу. 1.X.1918» (т. 50, с. 186. Разрядка и курсив В.И. Ленина).
Отчего же задача мировой революции оказалась невыполненной? Цель эта не удалась главным образом потому, что данный «коммунистический режим» истратил себя на террор против российского населения и увяз в его крови. Этот кровавый «коммунизм» разбился о сопротивление народов России и застрял на ее территории, вынужденный сосредоточить все свои силы только на том, чтобы давить этот народ. И второй причиной данной «неудачи» явилось то обстоятельство, что рабочий класс других государств в основной своей массе не поддержал «великих устремлений» вождей Коммунистического Интернационала, убедившись воочию на примере России в бесчеловечной жестокости их практических дел. То есть Россия, принесённая в жертву Молоху, опять, как это не раз бывало в истории, спасла остальной мир от очередных завоевателей, мечтавших о вселенской диктатуре.
Как видим, «светлое будущее человечества», которым проводники коммунизма все предреволюционные годы соблазняли рабочий класс, выводя его на баррикады, толкая на забастовки, стачки и вооруженные восстания, оказалось на деле элементарной «Трудовой Армией» и идеальным до примитивности концлагерем. А уничтожение «буржуев» очень быстро перешло на уничтожение всех народов, населявших просторы России. По этим просторам потекли реки крови и поплыл над этой землей всеобщий стон и плач. Те же «счастливцы» из народа, что не попали в лагеря, осуждены были умирать голодной смертью, у них отобрали скот и последний хлеб.**
* * *
В первом документе Октябрьской революции — а именно в ленинском обращении «К гражданам России!», опубликованном 25 октября 1917 года в петроградской вечерней газете «Рабочий и солдат», объявлялось: «Дело, за которое боролся народ: немедленное предложение демократического мира, отмена помещичьей собственности на землю, рабочий контроль над производством, создание Советского правительства, это дело обеспечено» (Ленин В.И., ПСС, изд. 5-е, т. 35, с. 1).
Вдумываясь в смысл этого документа, наверное, только восторженной радостью за близящуюся победу большевистского переворота (Временное правительство к тому времени еще не было низложено) можно объяснить слишком уверенное и не совсем согласующееся с логикой того неопределенного времени убеждение: «...немедленное предложение демократического мира, отмена помещичьей собственности... это дело обеспечено». Откуда была такая уверенность у лидера социал-демократов — непросто понять, тем более что нам-то прекрасно известно, чем обернулось для России это самое «предложение демократического мира» и эта пресловутая «отмена помещичьей собственности». Хотя многие вполне допускают, что наша дорога, если и не в ад, то в нынешний национальный развал и экономический хаос, начиналась с благих намерений.
Мне могут возразить: кто же знал заранее в октябре 1917 года, что Германия не пойдет на «демократический мир» с большевиками, изрядно потрудившимися в войсках над разложением морального духа российской армии, и что национализация земли уже через год приведет к ужасающему голоду по всей стране, к крестьянским восстаниям, к политике продразверстки, раскулачивания, а затем — к поголовной коллективизации, которая, в свою очередь, станет причиной всех нынешних бед в деревне? Кто мог знать заранее... И всё же мне гораздо труднее понять столь уверенную революционную надежду на «обеспеченность» обратного.
В том ленинском обращении к гражданам России говорится об отмене помещичьей собственности на землю. Однако уже на следующий день — 26 октября — в своём докладе о земле на Втором Всероссийском съезде Советов В.И. Ленин излагает первый «временный закон» (Декрет о земле), основанный на предложениях эсеров по решению крестьянского вопроса, опубликованных в их газете «Известия Всероссийского Совета Крестьянских Депутатов» еще 19 августа 1917 года, что, кстати, не помешает Ленину менее чем через месяц сказать: «Партия эсеров потерпела крах в земельном вопросе» (т. 35, с. 94).
В первом пункте этого закона говорится: «Право частной собственности на землю отменяется навсегда; земля не может быть ни продаваема, ни покупаема, ни сдаваема в аренду либо в залог, ни каким-либо другим способом отчуждаема.
Вся земля: государственная, удельная, кабинетная, монастырская, церковная, посессионная, майоратная, частновладельческая, общественная и крестьянская и т.д. отчуждается безвозмездно, обращается в всенародное достояние и переходит в пользование всех трудящихся на ней» (т. 35, с. 25).
Помещичья собственность здесь даже и не упоминается (ее как таковой, после реформ П.А. Столыпина, в России в 1917 году уже почти не оставалось, и эсеры это учитывали), но в первом случае (в обращении «К гражданам России») Ленин как бы определил всю земельную собственность одним общим словом — помещичья, а в декрете — уже расшифровал ее как собственность многообразную, в том числе и как «крестьянскую». И вот эта самая — не только монастырская, церковная и частновладельческая, но и вся крестьянская земля (а ее крестьяне к лету 1917 года уже имели 128 млн. гектаров, то есть 77,4% всей сельскохозяйственной земли), как сказано в ленинском Декрете, «отчуждается безвозмездно... переходит в пользование всех трудящихся на ней».
Кто же подразумевался в законе под «трудящимися» на земле? Если подразумевались сами крестьяне, то по смыслу этого Декрета земля изымалась у крестьян в «пользование» самих же крестьян. Всё дело было только в той хитрости, какая вкладывалась в слово «пользование» и на которой поскользнулось русское крестьянство, не сумев вовремя раскусить всё заложенное в ней коварство и будущую ее жестокость. Всего-то два слова: «отчуждается» и переходит «в пользование», а сколько за ними встало человеческих трагедий, какие неисчислимые, неслыханные беды обрушились на российскую землю, неотвратимо и безжалостно коснувшись каждого из нас! И ведь многие до сих пор не задумываются над тем, насколько кощунственно более семидесяти лет звучали слова: в 1917 году советская власть вернула крестьянам землю!
Земля, конфискованная у народа и предоставленная ему лишь «в пользование», и в самом деле стала чуждой тем, кто на ней в поте лица своего трудился. Земля попала в беду и пребывает в этой беде по сей день. Отвратить народ от собственной, некогда принадлежавшей ему земли, сделать их чуждыми друг другу — этого, можно смело сказать, за всю историю человечества, кроме коммунистической власти, не удавалось никому. Это, может быть, и есть одно из самых «высоких» достижений социалистического строя двадцатого века. Буквально через три месяца после обнародования Декрета о земле большинство крестьян поймет, в какую они попались ловушку. Но будет уже поздно: революционная гильотина «военного коммунизма» заработает во всю мощь, отсекая на своем пути головы всех тех, кто попытается выразить ропот и недовольство.
Поистине удивительным по своей смелости и непререкаемой жестокости выглядит это декретированное заявление: «Право частной собственности на землю отменяется навсегда»! То есть сразу же после октябрьского переворота Ленин без малейшего сомнения был уверен в вечности пребывания большевиков у власти, считал эту власть отныне и навсегда единственно возможной, несменяемой, а отношение к частной собственности — безвариантным: «отменяется навсегда». Не потому ли теперь нам так тяжело пересматривать такое отношение, не оттого ли столь велико сопротивление властей предержащих, когда заходит речь о передаче нашей истерзанной, неухоженной земли в собственность тем, кто желает на ней жить и работать?! Не потому ли так велико предубеждение многих простых людей к возврату земли индивидуальным крестьянским хозяйствам, то есть к пересмотру, мягко говоря, не оправдавших себя положений эсеро-большевистского Декрета, дававшегося нам «навсегда»?
В последнем пункте этого закона сказано: «Земли рядовых крестьян и рядовых казаков не конфискуются». Это заверение выглядит довольно странно и даже несколько загадочно. Прежде всего оно, на первый взгляд, не согласуется с первым пунктом: «Вся земля... обращается в всенародное достояние». Не думаю, чтобы Ленин мог не обратить внимания на столь явное несоответствие одного другому. Здесь скорее всего имел место чисто пропагандистский ход: сыграть на настроении и привлечь на свою сторону всех вообще бедняков. Но что скрывалось под словом «рядовые» крестьяне и казаки? Как показала жизнь — имелись в виду те, кого не надо было раскулачивать (хотя бы временно), кто в будущем составит безропотную массу комбедов, чьими руками будет производиться вся эта бесчеловечная кампания по конфискации, реквизиции, экспроприации, контрактации, налогообложению и т.д. А точнее сказать — это безземельные сельские жители и батраки. То есть закон последним своим пунктом вполне согласовывался с первым, ничего в нём не нарушая. Это была одна из многочисленных хитростей коммунистического законотворчества. О том же, как в дальнейшем большевики отнеслись к «рядовым» казакам, нам прекрасно известно из опубликованной в наше время директивы по расказачиванию 1919 года. Так отнеслись, что казачество как самостоятельный этнос ныне уже не существует. Но еще по сей день в средствах массовой информации многие публицисты продолжают умиляться «блистательным решением» крестьянского вопроса одним из декретов Октября...
Созванный в срочном порядке еще до начала «штурма» Зимнего дворца Второй Всероссийский съезд Советов состоял в основном из делегатов-большевиков, которые, конечно же, проголосовали за своих при выборах в Совет Народных Комиссаров и ВЦИК (из 649 делегатов к началу открытия съезда большевики составляли 390 человек. Меньшевики, эсеры и бундовцы в знак протеста покинули съезд). Во второй день работы, после ареста «правительства буржуев и помещиков», съезд утвердил ленинский Декрет о земле как законопроект, который должен был действовать «по возможности немедленно» до будущего Учредительного собрания. В своем докладе на съезде Ленин говорил: «Здесь раздаются голоса, что сам декрет и наказ (имелся в виду опубликованный в «Известиях» эсерами «Крестьянский наказ о земле». — В.Х.) составлен социалистами-революционерами. Пусть так. Не всё ли равно, кем он составлен, но, как демократическое правительство, мы не можем обойти постановление народных низов, хотя бы мы с ним были не согласны (это «несогласие» покажет себя в очень скором времени. — В.Х.). В огне жизни, применяя его на практике, проводя его на местах, крестьяне сами поймут, где правда. И если даже крестьяне пойдут и дальше за социалистами-революционерами и если они даже этой партии дадут на Учредительном собрании большинство, то и тут мы скажем: пусть так. Жизнь — лучший учитель, а она укажет, кто прав, и пусть крестьяне с одного конца, а мы с другого конца будем разрешать этот вопрос. Жизнь заставит нас сблизиться в общем потоке революционного творчества, в выработке новых государственных форм. Мы должны следовать за жизнью, мы должны предоставить полную свободу творчества народным массам... Суть в том, чтобы крестьянство получило твердую уверенность в том, что помещиков в деревне больше нет, что пусть сами крестьяне решают все вопросы, пусть сами они устраивают свою жизнь» (т. 35, с. 27).
Я привел эту довольно пространную ленинскую цитату для того, чтобы читатель самостоятельно мог сравнить широкие и, возможно, вполне искренние революционные посулы вождя «диктатуры пролетариата» с той реальностью, с какой столкнулись и крестьяне, и всё население России в последовавшую за этими посулами бескомпромиссную эпоху.
В конце 1917 года прошли выборы в Учредительное собрание, которое должно было стать высшим государственным органом страны. Как известно, большинство голосов на этих выборах получили правые эсеры. Такой исход не мог устраивать правящую ленинскую фракцию РСДРП и примкнувших к ним левых эсеров (через полгода левые эсеры будут разогнаны большевиками). Упустить власть из своих рук через элементарные выборы — с этим правящая партия не только не могла согласиться, но даже не допускала для себя такой мысли. Ленин срочно пишет «Проект декрета о роспуске Учредительного собрания», где без всяких оговорок сказано следующее: «Развитие русской революции изжило буржуазный парламентаризм в ходе борьбы и соглашательства, создав советскую республику как форму диктатуры пролетариата и беднейшего крестьянства. Ни шагу назад» (т. 35, с. 232).
Эти слова о «буржуазном парламентаризме» последовали только после подведения итогов голосования, но до того Ленин, надеясь на успех, поддерживал парламентскую демократию, от самих выборов не отказывался и баллотировался от Балтийского флота. Вот ленинская телеграмма во Всероссийскую комиссию по выборам в Учредительное собрание: «Прошу считать меня выбранным от армии и флота Финляндии, по остальным же округам, по которым я прошел, считать меня отказавшимся. В.Ульянов (Ленин). Петроград, 28 ноября 1917 года» (т. 50, с. 14). Одним словом, правящую партию устраивал только тот парламентаризм, который оставлял ее у власти. Так, незадолго до этого, в ноябре 1917 года, в обращении «Ко всем членам партии и ко всем трудящимся классам России» («Правда», №182) Ленин утверждал: «В России завоевана Советская власть, и переход правительства из рук одной советской партии в руки другой партии обеспечен без всякой революции, простым решением Советов, простым перевыбором депутатов в Советы. Второй Всероссийский съезд Советов дал большинство партии большевиков. Только правительство, составленное этой партией, является поэтому Советским правительством» (т. 35, с. 72).
В своем же «Проекте декрета о роспуске Учредительного собрания» Ленин пишет: «Собравшееся 5 января Учредительное собрание дало... большинство партии правых эсеров...» И констатирует: «Тем самым Учредительное собрание разорвало всякую связь между собой и Советской республикой России». И бескомпромиссно заканчивает: «Поэтому Центральный Исполнительный Комитет постановляет: Учредительное собрание распускается» (т. 35, с. 236—237).
Ну как тут еще раз не вспомнить заверений Ленина, сделанных им два с половиной месяца назад — в октябре 1917 года: «И если даже крестьяне пойдут и дальше за социалистами-революционерами (а победу правым эсерам на Учредительном собрании обеспечили именно крестьянские депутаты. — В.Х.) и если они даже этой партии дадут на Учредительном собрании большинство, то и тут мы скажем: пусть так... Мы должны следовать за жизнью, мы должны предоставить полную свободу творчества народным массам». Да, упоительно было большевистским лидерам после захвата власти произносить красивые демократические лозунги в надежде соблазнить крестьян широтой взглядов и великодушием. Но как быстро слетел с них весь пропагандистский флер при столкновении с жесткой и реальной действительностью, которая оказывалась не в их пользу! И сразу же все неугодные реальные люди получали ярлык контрреволюционеров, а «не оправдавший» себя парламентаризм выбрасывался на свалку как «буржуазный».
Декрет о земле — «временный закон», имевший силу лишь до созыва Учредительного собрания, в дальнейшем нигде никем не утверждался и как бы должен был потерять свою силу, ведь большевики с самого начала, как указывал Владимир Ильич, «с ним были не согласны» (у них была своя программа ограбления деревни, которую они затем и провели в жизнь). Так, в сущности, и произошло. После разгона «учредиловки» в стране была объявлена политика «военного коммунизма», а в деревнях введена продразверстка, и начался варварский, ничем не прикрытый грабеж крестьянских хозяйств. Если Декрет о земле при всей своей безжалостной сути всё же имел кое-какие гуманные положения, как например: «Вложенная в землю стоимость удобрения и мелиорации (коренные улучшения), поскольку они не использованы при сдаче надела обратно в земельный фонд, должны быть оплачены», то после января 1918 года всё, что в этом законопроекте могло иметь хоть малейший положительный момент для крестьян, было отброшено и забыто, что и послужило главным толчком к глобальному народному подъему против диктатуры и террора нового режима. Декрет о земле с того момента прекратил свое действие, и только этот момент можно считать подлинным началом Гражданской войны в России. Население российских деревень со страхом прозрело и остро почувствовало, чем всё это обернется для них в недалеком будущем... К сожалению, эти страницы нашей истории практически не исследованы, имеют тенденциозное и в корне искаженное толкование.
Нередко приходится сталкиваться с убеждением, что началом Гражданской войны послужили выступления против советской власти войск Керенского, Краснова, Корнилова, Каледина и кадетских вооруженных формирований сразу же после Октябрьского государственного переворота. Насколько серьезным было это сопротивление Советам, можно судить по словам самого Ленина, сказанным им в воззвании к крестьянству в декабре 1917 года, а именно, что все это — не больше и не меньше, как действия «советских армий против ничтожного числа надеющихся на силу богатства и желающих свергнуть Советскую власть» (т. 35, с. 151, выделено мной. — В.Х.). Ленин был прав: сопротивление это и впрямь оказалось ничтожным. И не случайно все учебники истории СССР началом Гражданской войны ставят 1918 год, так как именно с этого года против диктатуры большевиков поднялось трудовое крестьянство всей России. Крестьяне убедились в том, что правящая партия большевиков, на словах провозглашавшая власть народа, на деле проигнорировала их настроения, наказы и требования как на Втором Всероссийском крестьянском съезде в декабре 1917 года, так и на январском Учредительном собрании, на котором чаяния крестьянских депутатов вообще были растоптаны, когда большевикам стало ясно, что крестьяне от них отвернулись.
В.И. Ленин не скрывал силы и опасности для диктаторской власти этой всенародной борьбы. Он признавал, что сила повстанческой, по его выражению, «мелкобуржуазной анархической стихии» оказалась для коммунистического режима опаснее всех белых армий, вместе взятых (т. 43, с. 23—24). В письме Кларе Цеткин в июне 1918 года вождь российского пролетариата сообщал: «Классовая борьба и гражданская война проникли в глубь населения: всюду в деревнях раскол — беднота за нас, кулаки яростно против нас» (т. 50, с. 128).
В последнее время с трудом, со скрипом, но все-таки восстановилось в большей части современного общества справедливое отношение к многочисленному, основному слою крестьянства, некогда заклейменному этой убийственной кличкой «кулаки». Все мы лишь недавно прозрели и осознали, что жуткие действия советской власти по раскулачиванию явились не чем иным, как унижением, закабалением и физическим истреблением ни в чём не повинных людей, единственное «преступление» которых состояло в том, что они умели и желали выращивать хлеб.
Как отнеслось революционное правительство к этим людям — теперь, в общем-то, хорошо известно, и тем не менее есть смысл еще раз напомнить сухие строки ленинских телеграмм тех первых лет социалистической революции. Вот лишь некоторые из них. Наркому продовольствия А.Д. Цюрупе: «...о б о б р а т ь и отобрать в с е излишки хлеба у кулаков и богатеев всей Тульской губернии...», «Дать задание — очистить уезд от излишков хлеба д о ч и с т а» (т. 50, с. 137, здесь и далее разрядка и курсив В.И. Ленина). В Пензу, Е.Б. Бош: «Необходимо организовать усиленную охрану из отборно надежных людей, провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города» (т. 50, с. 143. Так что советские концлагеря уже вовсю действовали, а ведь это — август 1918-го. — В.Х.), «Не хочу думать, чтобы Вы проявили промедление или слабость при подавлении и при образцовой конфискации всего имущества и особенно хлеба у восставших кулаков» (т. 50, с. 148). Пенза, В.В. Кураеву: «Необходимо с величайшей энергией, быстротой и беспощадностью подавить восстание кулаков, взяв часть войска из Пензы, конфискуя всё имущество восставших кулаков и весь их хлеб» (т. 50, с. 144). Елец, С.П. Середе: «Крайне важно поставить дело так, чтобы в одной волости за другой ссыпались и вывозились все без изъятия излишки хлеба». Задонск, М.Ф. Болдыреву: «Действуйте самым решительным образом против кулаков и снюхавшейся с ними левоэсеровской сволочи. Обратитесь с воззваниями к бедноте. Организуйте ее. Запросите помощи от Ельца. Необходимо беспощадное подавление кулаков-кровопийцев» (т. 50, с. 152). А.Д. Цюрупе: «Проект декрета — в каждой хлебной волости 25—30 заложников из богачей, отвечающих жизнью за сбор и ссыпку всех излишков», «Я предлагаю «заложников» не взять, а назначить поименно по волостям. Цель назначения: именно богачи, как они отвечают за контрибуцию, отвечают ж и з н ь ю за немедленный сбор и ссыпку излишков хлеба» (т. 50, с. 144—145). Пенза, А.Е. Минкину: «Роту латышей оставьте пока в Пензе до подавления Чембар. Передайте всем членам исполкома и всем коммунистам, что их долг беспощадно подавлять кулаков и конфисковать весь хлеб повстанцев. Я возмущен Вашей бездеятельностью и слабостью» (т. 50, с. 156). В Козлов, А.Л. Колегаеву: «Сообщайте два раза в неделю, насколько энергично идет призыв переселенцев и подавление восстания» (т. 50, с. 314. Имеется в виду восстание донских казаков. — В.Х.). В Богучар, Г.Я. Сокольникову: «Наступление на Петроград удесятеряет опасность и крайнюю необходимость подавить восстание немедленно, во что бы то ни стало» (там же). Киев, Х.Г. Раковскому: «Декретируйте и проведите в жизнь полное обезоруживание населения, расстреливайте на месте беспощадно за всякую сокрытую винтовку» (т. 50, с. 324). Ливенскому исполкому: «Необходимо... конфисковать весь хлеб и всё имущество у восставших кулаков, повесить зачинщиков из кулаков... арестовать заложников из богачей и держать их, пока не будут собраны и ссыпаны в их волости все излишки хлеба» (т. 50, с. 160). Симбирск, Гусеву, Лашевичу: «Обратите сугубое внимание на восстание в районе Иргиза. Не запускайте, мобилизуйте поголовно все окрестности, обсудите, нельзя ли аэропланами побить повстанцев» (т. 50, с. 345). Ф.Э. Дзержинскому: «Если мы получим восстание на Кубани, вся наша политика (о которой говорили в Цека) крахнет. Надо во что бы то ни стало не допустить восстания, не пожалеть на это людей и сил» (т. 51, с. 271).
По аналогичным телеграммам можно судить и о методах мобилизации рабочих и крестьян в Красную армию. Реввоенсовету Востфрона: «Мобилизуйте в прифронтовой полосе поголовно от 18 до 45 лет, ставьте им задачей взятие ближайших больших заводов, вроде Мотовилихи, Миньяра, обещая отпустить, когда возьмут их...» (т.51, с.344). Э.М. Склянскому: «Не надо ли указать Смилге, что надо поголовно (после сбора хлеба) брать в войско в с е х взрослых мужчин? Надо» (т. 51, с. 258). И.Т. Смилге, в Минск: «Необходимо налечь изо всех сил, чтобы белорусские рабочие и крестьяне, хотя бы в лаптях и купальных костюмах, но с немедленной и революционной быстротой дали Вам пополнение в тройном и четверном количестве» (т. 51, с. 263). Симбирск, Гусеву, Лашевичу: «Придется вам налечь изо всех сил на мобилизацию, иногда поголовную, прифронтовой полосы, на местные воензаги и на сбор винтовок с населения. Расстреливайте за сокрытие винтовок» (т. 50, с. 342).
Не менее красноречиво и распоряжение Ленина о том, как обязаны были действовать насильно мобилизованные красноармейцы и следовавшие за ними комиссарские отряды в оккупированных ими деревнях: «Войскам Кавкфронта идти пешком через всю Украину, рассчитав маршрут так, чтобы в к а ж д у ю волость (из 1900 приблизительно волостей Украины) заходила д в а ж д ы, через определенный промежуток времени, сначала конная, потом пешая часть для выполнения (и затем п р о в е р к и выполнения) следующих задач: сбор продовольствия (по разверстке); составление на месте, т.е. в каждой деревне, под охраной местных крестьян и под их ответственностью д в о й н о г о (против разверстки) запаса продовольствия (ссыпанного в амбаре, в доме попа, помещика, богача и т.п.)...; составление (и проверка) списка «ответственных» крестьян... «Ответственные» крестьяне л и ч н о отвечают за выполнение продовольственных и других заданий власти. После ухода войска специальной задачей местной власти (за неисполнение этой задачи — расстрел) является ведение в исправности и сохранение этого списка; разоружение крестьян-богатеев. Полный сбор оружия. Ответственность за ненайденное оружие на начальнике воинской части; за незаявленное оружие на том, у кого найдено (расстрел), и на всей группе «ответственных» крестьян (штраф, но не деньгами, а хлебом и вещами; конфискация имущества, арест; работы в копях)... В «упорных» волостях или селах воинские части либо организуют «третье посещение» (войском), либо остаются на постой подольше (до 2-х недель) для наказания и исправления» (т. 51, с. 245—246). Не правда ли, всё это похоже на действия вражеской оккупационной армии?..
А вот как натравливалось на крестьян голодное население страны: «Передайте учителям Тверской губернии, что хлеб находится у кулаков и что задача Советской власти заключается в том, чтобы этот хлеб передать трудящимся» (т. 50, с. 261). Получалось, что если Советское правительство намеревалось хлеб «передать трудящимся», то крестьяне к таковым ни в коей мере не относились.
Существует расхожее мнение, будто наш народ после 1917 года чуть ли не молча покорился воле диктаторской власти. Это абсолютно не так. Обманутый народ ответил на нарушение его тысячелетнего уклада жизни упорным и повсеместным сопротивлением, потеряв при этом более десяти миллионов человеческих жизней из почти двенадцати миллионов общих жертв Гражданской войны. Крестьянская борьба за освобождение от деспотизма «военного коммунизма» закончилась лишь после того, как Ленин вынужден был объявить о переходе к «новой экономической политике». Крестьянство победило в этой борьбе. Вот только не было никаких оснований относиться с доверием к словам Ленина о том, что нэп введен «всерьез и надолго», помня о слишком частых тактических и пропагандистских заверениях лидеров «пролетарской диктатуры», являвшихся для них обычным делом. Лейба Троцкий в книге «Литература и революция», вышедшей в 1923 году, прямо сказал: «Пришел нэп. Пришел и уйдет» (с. 73). И это был тот случай, когда он оказался прав.
Конечно, Сталин довел до конца дело «ликвидации кулачества как класса», но было бы малодушно не помнить о том, из чьих рук он принял убийственную эстафету уничтожения русского крестьянства.
Какую же цель преследовали теоретики «пролетарского интернационализма»? Об этом теперь можно только догадываться, судя по тем страшным делам, какие они творили в нашей некогда процветающей и благодатной обители. Но после горького опыта их кровавых экспериментов мы можем смело и откровенно сказать, что путь социалистической революции в России — это путь от расказачивания, от раскрестьянивания к расчеловечиванию всего народа. В июле 1918 года на Пятом Всероссийском съезде Советов Ленин, настаивая на проведении в жизнь «правильного» распределения продуктов среди населения России, высказывает потрясающее и многое объясняющее убеждение: «Но глубоко ошибается тот, кто думает, что социализм можно строить в мирное спокойное время: он везде будет строиться во время разрухи, во время голода, так и должно быть...» (т. 36, с. 501).
Таким образом, согласно ленинскому определению, приступать к строительству социализма можно только тогда, когда страна будет доведена до разрухи, голода и нищеты, доведена сознательными, целенаправленными действиями (не то ли же самое делается у нас и теперь?). И это состояние разрухи и нищеты еще нужно было внушить народу как состояние во всех случаях неизбежное без построения социализма (ныне — без осуществления «перестройки»).
Давайте представим себя присутствующими на Пятом съезде Советов и прислушаемся к страстной речи вождя пролетариата: «...капиталисты и помещики десятки миллионов людей веками гнали и преследовали за одну только мысль об управлении землей. А теперь в несколько недель, в несколько месяцев, при отчаянной, бешеной разрухе, когда война изранила всё тело России, так что народ похож на избитого до полусмерти человека, — в такое время, когда в наследство нам цари, помещики и капиталисты оставили величайшую разруху, за новое дело, за новое строительство должны браться новые классы...» (т. 36, с. 499).
Но ведь нам прекрасно известно, что до разрухи Россию довели не царизм, не Первая мировая война и даже не Временное правительство, но — социалистическая революция и развязанная большевиками Гражданская война. То есть уже в 1918 году, поставив народ перед свершившимся фактом — разрухой и голодом, Ленин, точно следуя своей формуле построения социализма, страстно и прямолинейно стремится убедить делегатов съезда в том, что выход из создавшегося в стране положения — только в «справедливом», «без эксплуататоров и грабителей», «без буржуев и капиталистов» социалистическом способе хозяйствования. Большинство делегатов, как видно из стенограммы, увлечено этой речью, многие потрясены проницательностью и убедительной прямотой вождя, они встают с мест и бурно аплодируют. Они еще не знают, что разруха и голод в течение трех следующих лет будут всей деятельностью Советов и карающих органов доведены до наивысшего предела: заводы и фабрики, лишенные сырья и топлива, остановятся, деревни окажутся разоренными, хлеб — конфискован, продукты и скот — реквизированы. Они еще не знают, что конфискованный хлеб будет отправлен в Германию — с одной стороны, как плата за Брестский мир и с другой — для поддержки немецких рабочих в надежде на скорую социалистическую революцию в Германии, хотя нет никаких сведений о том, что они в 1918 году в этом хлебе нуждались. В России же начнется людоедство.
Необходимо заметить, что ленинская формула построения социализма только «во время разрухи, во время голода» почему-то распространялась лишь на Россию, хоть и сказано в ней, что так социализм будет строиться «везде». Ведь ожидая социалистическую революцию в Германии, Ленин приказывал срочно отправлять туда русский хлеб (а не наоборот), опасаясь доводить немецкий пролетариат до недовольства голодом и разрухой.
Вот тут возникает непростой вопрос: так ли уж «везде», в понимании Ленина, должен был строиться социализм лишь во время голода и разрухи? Не предназначалась ли такая участь только одной России? И не имея еще твердого ответа, нам остается пребывать в недоумении: что это было? — искреннее заблуждение вождя или его тактический ход, рассчитанный на наивных делегатов Пятого съезда Советов (речь Ленина неоднократно прерывалась бурными аплодисментами)? История возникновения социалистических государств в немалой степени поколебала эту ленинскую концепцию построения социализма. Хотя, конечно же, теперь уже совершенно ясно, что социализм как форма «правильного распределения» продовольствия себя не оправдал, так как странным образом всегда исходил из недостатка этого продовольствия. И с другой стороны, продовольственный недостаток сам по себе как бы должен был «защищать» это самое «правильное распределение», оставаться беспредельно долгим гарантом необходимости социалистической системы, доведшей наше существование до абсурда: система обусловлена продовольственным и товарным недостатком, а недостаток есть результат «работы» самой системы.
Но самое удивительное — то, что этот порочный замкнутый круг всевозможного «распределения» втянул нас в себя не случайно. Он был запланирован, выношен в «гениальном» сознании задолго до своего применения и преподнесен нам как закономерная необходимость, в чём нетрудно убедиться, еще раз вернувшись к процитированным выше словам: «...социализм... везде будет строиться во время разрухи, во время голода, так и должно быть...»
Но Россия выжила. Наверное, высшему Провидению было угодно, чтобы Россия спаслась. Спаслась своей прежней, тысячелетней духовной, нравственной и физической силой. Никакая другая страна не смогла бы перенести то, что перенесла наша Россия. Любой другой народ разбежался бы, сгинул бы от таких неимоверных страданий и пыток. Не потому ли и выбрало Провидение для распинания Россию, что только одна она и могла это всё вытерпеть? «Мы будто живем для того, чтобы дать какой-то великий урок человечеству» — эти слова Чаадаева оказались провидческими.
Начиная с октября 1917 года, в историю человечества вошел геноцид, в котором переплелись национальные и социальные признаки или, точнее сказать, — который вытекал из т.н. социального национализма. То есть данный геноцид мы вправе назвать социальным. И распространялся он не на какую-то отдельную социальную группу людей. С октября 17-го и почти до конца 20-х годов в СССР последовательно и планомерно уничтожались по социальному признаку и дворянство, и интеллигенция, и духовенство, и купечество, и крестьянство, и пролетариат. И поэтому с уверенностью можно говорить, что под широким прикрытием классовой борьбы подвергались уничтожению (по социальному признаку) практически все слои населения страны, то есть можно прямо сказать, что планировалось тотальное истребление большей части населения или, по крайней мере — половины. Об этом красноречиво свидетельствует трагедия расказачивания на Дону, когда четырехмиллионное население бывшей Области Войска Донского в течение 1919—1920 годов потеряло около двух миллионов человек. Не потому ли угасла цель вершителей социального геноцида, что наш народ не встал на колени и не подставил безропотно голову под бухаринскую «пролетарскую секиру», но выказал несгибаемое мужество и, умирая, не покорился специалистам по «мировому пожару».
Однако нынешняя либеральная пресса, когда речь заходит о «большевистском геноциде», предпочитает говорить лишь о сталинском терроре 1937 года… И снова и снова, как только кто-либо наравне с фактами репрессий тридцатых-пятидесятых годов прошлого века касается террора и геноцида первых послереволюционных лет и пытается всё прошлое насилие и всё то народное горе связать воедино, на этих людей моментально, с каким-то твердолобым упорством навешивается ярлык «обеливателей» Сталина. Даже не эпохи сталинизма, а самого Сталина. Так поступали и с В.Беловым, и с В.Кожиновым, и с Ю.Бондаревым, и с М.Лобановым, и с А.Ланщиковым, и с многими другими честными и наиболее объективными русскими писателями, прикасавшимися к этой теме, главные открытия которой с трудом пробиваются из-под завалов лживой мифологии и фальсификации исторической науки.
Вот, к примеру, факт, который очень не нравится либеральным оракулам, более того, который их очень сильно раздражает. А. Солженицын в книге «Архипелаг Гулаг» приводит полный список лагерных палачей: «Начальники Главного управления лагерей (ГУЛАГ): Коган, Берман, Нахимсон, Френкель. Их заместители: Раппопорт, Абрамсон, Плинер.
Начальники крупнейших концлагерей: Фирин (Беломорстрой, канал Волга—Москва), Биксон (СИБЛАГ), Серпуховский (Соловки), Финкельштейн (лагеря Северного края), Погребинский (лагеря Свердловской области). Мороз Яков Моисеевич, свояк Бермана (Печорский лагерь), Френкель (БАМЛАГ).
Начальники управления НКВД на местах: Абрампольский, Балицкий, Блат, Гоглидзе, Гоголь, Дерибас, Заковский, Залин, Зеликман, Карлсон, Кацнельсон, Круковский, Милевский, Пилляр, Райский, Реденс, Ритковский, Симоновский, Суворов, Троцкий, Файвилович, Фридберг, Шкляр».
Я привел этот список не для того, чтобы подчеркнуть национальность подавляющего из них большинства, чему так противятся наши ревнители космополитизма, а с той целью, чтобы эти имена люди запомнили и не забывали.
Спорить с современными разрывателями единого процесса российского геноцида становится бессмысленно. Они просто не хотят ничего знать и слышать. Для них Сталин — та ширма, за которую они прячутся от изнасилованной Правды и, втянув головы в плечи, судорожно тычут пальцами в оплеванный портрет генералиссимуса: мол, это он, он виноват! И мы должны не с ними спорить, а спокойно и точно с помощью фактов и цифр объяснять народу то, что с ним сделали после октября 1917 года.
__________
* Л.Троцкий в 1923 году в книге» Литература и революция» писал: «НЭП есть излучина революционной траектории...», «кратковременная остановка на станции, которая служит для того, чтобы набрать воды и поднять пары» (с. 80).
** Результат Гражданской войны, разорившей Россию, чётко подметил Троцкий на XII съезде РКП(б): «За время войны и революции Америка на 90% завладела нашими прежними рынками сельскохозяйственного сбыта». В то время как в период с 1909 по 1913 год производство Россией зерна превышало на 28% таковое Америки, Канады и Аргентины, вместе взятых, а русский экспорт в 1912 году достигал 16,5 млн. тонн зерна (см. «Наш современник», 1989, №11, с. 137).